– Да замолчи ты, баба.

Утром 5 марта помощник управляющего Теппан получил телеграмму из правления компании, в которой говорилось:

«Решили удовлетворить первые три пункта требований забастовщиков, никого не увольнять, если рабочие выйдут на работу во вторник 6 марта. Если нет, то всех рассчитать, прекратить водоотливы».

Содержание телеграммы довели до забастовочного комитета.

– Липа эта ваша телеграмма, я думаю. Шибко быстро ответ пришёл. Если сейчас прекращать забастовку, то тогда спервоначалу нечего было заводиться. Забастовку надо продолжать до полной победы.

– А водоотливы?

– У водоотливов надо поставить охрану. Нельзя им позволить затопить шахты.

В управление нарастала паника. Было ясно, как Божий день, что события на приисках не одобрят в Санкт-Петербурге и, особенно, в Лондоне. Большинство акций компании «Ленского золотопромышленного товарищества» принадлежали лондонской компании «Lena Goldfields».

– Это всё эсеры мутят, – выходил из себя Теппан. – Ох уж эти социалисты-революционеры! Восьмичасовой рабочий день им подавай? Права рабочих? Хрен им с маслом!

В Санкт-Петербург и Иркутск полетели телеграммы от администрации приисков, о том, что забастовка возникла на почве квалифицированной агитации, приняла упорной характер, а уступки рабочим не допустимы и заканчивались просьбой прислать солдат.

Из Иркутска ответили, что, по их сведениям, забастовка носит мирный характер и посоветовали принимать решительные меры по недопущению беспорядков.

Во вторник рабочие на работу не явились, за расчётом тоже. К ним на переговоры в Народный дом пришли инженер Александров и горный исправник Галкин. Переговоры результата не дали. В тот же день администрация «Лензото» согласилась удовлетворить пункты требований рабочих: 2, 3, 4, 7, 8, 11, 13, 15 и 16. Остальные требования признали чрезмерными и не законными. И седьмого марта это было доведено до сведения забастовочного комитета.

– Что-то как-то опять шибко быстро они согласились, – засомневался Баташёв. – В Питере-то знают?

– А восьмичасовой рабочий день? – спросил Матвеев. – За дни забастовки нам заплатят?

– Правильные вопросы задаёт товарищ Матвеев. Так в Питере знают?

– Знают, – уверенно сказал Александров.

– А нам как узнать?

– Телеграмму пошлите.

– В Питер?

– Да хоть в Лондон.

– Ладно, – согласился Баташёв, – завтра придём в контору, пошлём.

– Договорились.

Было послано три телеграммы аналогичного содержания, ещё в Иркутск и Горный департамент.

На следующий день, 9 марта, пришёл ответ из Горного департамента.

В телеграмме призывали администрацию выполнять контракты, заключённые с рабочими, рабочих призывали не слушать своих главарей и выходить на работу, в противном случае прииски закроют, как убыточные.

– И опять ни слова о оплате забастовочных дней, – сказал Матвеев, – и о восьмичасовом рабочем дне.

– Продолжаем забастовку, – решительно сказал Баташёв. – инженер Тульчинский приезжает из Петербурга. Он надзирает за «Лензото». С ним с администрацией будет проще договориться. Ну, уступим чуток. Пусть рабочий день будет девять часов, хрен с ним, не помрём. И ещё чего-нибудь по мелочи.

– Константин Николаевич мужик правильный, – сказал Яков, -справедливый, придирается по мелочам, но всё в рамках. На него уповали. Он же не конторский. Уступать даже по мелочам не хотелось и сейчас не хочется. Тут по справедливости не восьмичасовой рабочий день надо, а шести. Бывало в шахте стоишь, а вода и сверху и с боков и внизу, водоотводы не справляются воду отводить. А кругом вечная мерзлота. А нас упрекают, что мы в деньгах много требуем.