Проблема связи идейно-символьной политики и национальных интересов возникает в позднее Средневековье и начинает разрешаться в Новое время. Тогда вместе с проблемой государственного суверенитета были поставлены вопросы реформирования монархических символов в соответствии с требованиями народного (национального) суверенитета и определения места того или иного народа в международных отношениях. В Голландии, США, Франции реализовывалась идея нации-государства, что требовало осознания национальных интересов суверенных государств и выражения их в идейно-символьной политике. Это затрагивало отношения науки, мифа, теологии. Ренессанс и Реформация подрывали регулятивную роль теологии, а Просвещение устанавливало господство научного знания со связанными с ним оптимистическими техницистскими надеждами. Но наука не смогла вытеснить из сферы политики и права миф и теологию. Последние оказались востребованы в идеологическом обосновании национализма и национальных интересов, конструировании национально-государственной идентичности и идейно-символьной политики.
Проблема национальных интересов была поднята на концептуальный уровень во время переговоров по заключению Вестфальского мира. Европейская цивилизация столкнулась с многообразием территориально-политических образований, у которых вызревали претензии на государственную субъектность. Уже Реформация в Европе показала, что народы и территориальные элиты обращаются к поиску национально-государственной идентичности, включающей обоснование комплекса территориальных, этноантропологических, конфессионально-культурных, экономических притязаний. Революции в Нидерландах и британских колониях Северной Америки, Великая Французская революция, войны Наполеона усилили тенденции формирования национальных государств. Утверждались идеология и политика обоснования своеобразия и исторической преемственности народов путем отстаивания и легитимации современных государственных границ (национальной территории), статистики и демографии (естественной антропологии, численности населения), самобытной истории, культуры, веры.
Данный процесс сопровождался обращением к ценностным основаниям в формировании национальных интересов. Это было нелегко обеспечить. С одной стороны, государства продвигались, как отмечал М.В. Ильин, в направлении национализации (регионализация) сакральной вертикали [6, с. 85] – религиозных ценностей (англиканская церковь в Англии, лютеранство в Германии и Скандинавии, кальвинизм в Швейцарии и части Франции, самостоятельный национальный кардинал в католической Франции, господство католичества в Южной и Восточной Европе, православия – в России и на Балканах). Происходила политическая рационализация и национальная сакрализация ценностей. Н. Макиавелли склонен был оправдывать порочные методы в политике правителя, который сможет объединить разрозненные части Италии в единое государство, т.е. действовать в национальных интересах. Вместе с тем христианские ценности, правовую систему, основанную в значительной степени на римском праве, трудно было четко соотнести с территорией. К тому же легитимация национальных государств с помощью международного права не могла основываться на ценностном обосновании.
С этой проблемой столкнулись участники переговоров по заключению Вестфальского мира 1648 г. Как писал французский исследователь Ж. – М. Гуенно, «Создатели Вестфальского мира хорошо понимали, что формируемый ими миропорядок не может строиться на ценностных ориентирах, в частности на религии. Ценности не подлежат обсуждению и по ним трудно делать уступки. Поэтому в основу государственно-центристской модели мира были положены национальные интересы, по которым возможен поиск компромиссных решений» [цит. по: 11, с. 75].