Отрицать, что российская многопартийность стремилась к зрелости, к системности, так же непродуктивно, как считать современную партийную систему сложившейся. Но поскольку система в зрелом виде не сложилась, то оснований считать, что ее по существу нет, столько же, сколько оснований считать, что она формально есть.

Если в посткоммунистических государствах Восточной Европы довольно быстро образовались социал-демократические партии, причем в Болгарии, Венгрии, Литве, Румынии, Словакии, Словении и Чехии они оказывали и оказывают сильное влияние на политическую жизнь [см.: Гуселетов, с. 63–64], то Социал-демократическая партия России (СДПР), созданная в мае 1990 г., с самого начала была малочисленной и раздиралась внутренними противоречиями, приведшими к ее расколу, в частности к образованию осенью 1992 г. Российского социал-демократического центра, а в 1994 г. – Российской социал-демократической народной партии15. Все они не играли сколько-нибудь заметной самостоятельной роли и лишь участие в блоке «Яблоко» (пока тот проходил в парламент) дало СДПР два депутатских мандата на выборах в Государственную думу 1993 г. и пять мандатов на выборах 1995 г. На этом парламентский этап деятельности российской социал-демократии завершился, а вскоре и сама партия перестала существовать. М.С. Горбачёв предпринял в 2002 г. попытку реанимировать ее с помощью собственного авторитета и в 2003 г. даже добился принятия ее в Социнтерн на правах ассоциированного члена, но в 2007 г. Верховный суд РФ принял решение о ее ликвидации из-за несоответствия требованиям Закона «О политических партиях» (партия не имела в более чем половине регионов страны отделений численностью более 500 человек). Таким образом, социал-демократические идеалы, программы и организации не укоренились на российской социальной и политической почве, и это мощное в Европе направление политики, которое могло бы стать одним из опорных столбов партийной системы в стране, миновало Россию.

Равным образом не укоренились в России партии правой либерально-демократической ориентации (читатели понимают, что ЛДПР – не в счет). После захватнической приватизации и резкого социального расслоения, обнажившего в 1990-х годах бедность и нищету основной массы населения, либерализм стал еще бóльшим жупелом для россиян, чем диктат старой КПСС. В России не могли образоваться и прижиться партии не только откровенно либерального толка (наподобие североамериканских), но даже умеренно либерального (наподобие ХДС и ХСС в Германии).

Поистине драматическое положение дел: народ не принимал либералов и не понимал социалистов!

Это означало, что шансов на формирование классической двухпартийной системы в России было крайне мало или не было совсем. В многопартийном спектре находили свои ниши женщины, пенсионеры, «зеленые», регионалисты – но это были небольшие ниши, неспособные стать постоянными структурными элементами системы.

Поскольку логика складывания такой ситуации выявилась довольно быстро, столь же быстро обозначилась возможность власти вмешаться в процесс. Необходимо совершенно ясно понимать, что власть (президент, правительство, представительные органы, чиновничество) после распада СССР и крушения советской системы не была партийной, как в исторически сложившихся однопартийных и многопартийных государствах. Она была некоммунистической и антикоммунистической, но не имела собственной партийной принадлежности. Следовательно, власть сама могла обрести партийность, создав организацию, которая шла бы на выборы под ее знаменами ради ее же сохранения и упрочения –