Итак, попытаюсь резюмировать то, как выглядит современный геополитический контекст. Очевидно, мы наблюдаем рост экономической мощи стран БРИКС, сопровождающийся широкой постколониальной рефлексией о цивилизационной идентичности отдельных регионов. На этом фоне западный мир, долгое время претендовавший на трансляцию «универсальных ценностей», постепенно отходит на второй план и приобретает региональную, а не универсальную легитимность. Мы стоим на пороге века цивилизационного плюрализма, что осознают и ведущие западные политологи. Важнейшая задача для локальных цивилизационных полюсов – это определение собственного места в складывающемся миропорядке и формирование актуальной повестки дня, позволяющей наметить пути дальнейшего развития с учетом культурной специфики.

Если мы теперь обратимся к идеологическому контексту, то увидим, что наша политическая элита принимает эти вызовы, и потому в последние несколько лет отчетливо взят курс на формирование самостоятельного цивилизационного полюса, что связано с процессом интеграции на евразийском пространстве. В Конституции РФ зафиксировано, что наше государство не может иметь идеологии, поэтому складывающийся курс следует рассматривать как общую геополитическую и социально-экономическую ориентацию. Это не готовая идеология, а скорее набор концептов и трендов. Я бы охарактеризовал этот курс как «протоидеологию». Наиболее полное выражение он получил в программных статьях Путина и в ряде его выступлений, особенно в выступлении на Валдае за 2013 год [Путин 2013]. Попытаюсь резюмировать суть новой «протоидеологии».

В самых общих чертах её можно охарактеризовать как неоевразийскую. Она является развитием классического евразийства. Евразийство 20–30-х годов XX в. (П. Савицкий, Н. Трубецкой, Б. Вышеславцев, Н. Якобсон и др.) было призвано ответить на вопрос о цивилизационной принадлежности России. Это не конкретное детальное учение, а набор концепций, объединенных утверждением о том, что в складывании русской идентичности большую роль сыграли тюркские и финно-угорские народы. Если западники ориентировались на Европу, славянофилы – на славянские народы, почвенники – на русскую самобытность и византизм, то евразийцы предложили взглянуть в сторону Востока и углубить взаимодействие с тюрками и финно-уграми. Союз русских, тюрков и финно-угров, проживающих многие годы на необъятном евразийском пространстве, сформировал, по мнению евразийцев, уникальный облик евразийской цивилизации. Евразийцы выступали за самостоятельность российской / евразийской цивилизации, за цивилизационный плюрализм и многообразие, а также за главенствующую роль православия в духовной жизни народов, хотя другие евразийские традиции (ислам, буддизм, тенгрианство и пр.) они рассматривали как близкие православию, как «потенциальное» православие.

В той форме неоевразийства, которая получила распространение среди нашей политической элиты, сохранились многие тезисы классических евразийцев. Так, цитируя предшественника евразийцев философа К.Н. Леонтьева, Путин утверждает, что Россия «всегда развивалась как “цветущая сложность”, как государство-цивилизация», при этом «именно из модели государства-цивилизации вытекают особенности нашего государственного устройства. Оно всегда стремилось гибко учитывать национальную, религиозную специфику тех или иных территорий, обеспечивая многообразие в единстве. Христианство, ислам, буддизм, иудаизм, другие религии – неотъемлемая часть идентичности и исторического наследия России в настоящей жизни ее граждан» [Путин 2013]. Как и классические евразийцы, Путин выступает за цивилизационный плюрализм, за многополярность, за неадекватность универсализации западных ценностей, без учета специфики каждой культурной ойкумены: «Однополярному, унифицированному миру не нужны суверенные государства, ему нужны вассалы. В историческом смысле это отказ от своего лица, от данного Богом, природой многообразия мира» [там же]. Смысл интеграции на евразийском пространстве он видит в том, чтобы способствовать созданию одного из таких цивилизационных полюсов, сохранив при этом культурное богатство и многообразие: «ХХI век обещает стать веком больших изменений, эпохой формирования крупных геополитических материков, финансово-экономических, культурных, цивилизационных, военно-политических. И потому наш абсолютный приоритет – это тесная интеграция с соседями. Будущий Евразийский экономический союз, о котором мы заявляли, о котором мы много говорим последнее время, это не просто набор взаимовыгодных соглашений. Евразийский союз – это проект сохранения идентичности народов, исторического Евразийского пространства в новом веке и в новом мире. Евразийская интеграция – это шанс для всего постсоветского пространства стать самостоятельным центром глобального развития, а не периферией для Европы или для Азии. Хочу подчеркнуть, что Евразийская интеграция также будет строиться на принципе многообразия. Это объединение, в котором каждый сохранит свое лицо, свою самобытность и политическую субъектность. Вместе с партнерами будем последовательно, шаг за шагом, реализовывать этот проект. И мы рассчитываем, что он станет нашим общим вкладом в сохранение многообразия и устойчивости мирового развития» [Путин 2013].