Для человека, как цивилизационного субъекта, оказывается принципиально важным иметь знания, относящиеся к аспектам всего: доступного опыту и недоступного опыту. Оба аспекта знания должны быть целым, должны соединиться в одно. Такое соединение оказывается возможным лишь в логосе определенного субъекта, соединяющего в целое знание известного с неизвестным. Целое оказывается парадоксальным знанием неизвестного. Человек не может обойтись без этого знания при определении смысла бытия. Человек, не знающий смысла бытия, выпадает из общего цивилизационного контекста. Это затрагивает и формирование позиций ученого, который обращен к причинно-следственным явлениям данной в опыте действительности. Но цивилизационный процесс соприкасается и с трансцендентным миром бесконечного, отношения с которым строятся на основе свободного поиска представлений о странностях таинственного мира запредельного бытия. Эти странности расшифровываются в уникальных судьбах отдельных личностей, которые признаются раскрытием шифра трансценденции, скрытого Смысла Всего. «Всё в одном» как истина миросознания обретает форму реализма, концентрирующего в единственной личности, определяющей характер жизни целой цивилизации. В качестве иллюстрации можно обратиться к последствиям жизнедеятельности Будды, сакрализация и цивилизационная интерпретация которого предопределили эволюцию форм жизненного поведения народов Юго-Восточной Азии.

Акценты в интерпретации практических форм реализации учения Будды порождают «приливы» и «отливы» в нравственном воздействии буддизма.

Буддизм эволюционирует, совершенствуя формы и содержание своей активности, и вместе с тем переживая определенные кризисные этапы. Но при этом константным остается своеобразие личности Будды как заключающее в себе свойство универсальности, позволяющее играть роль нравственной истины независимо от места и времени ее реализации. Это и есть знание неизвестного, то одно, которое заключает в себе Всё.

Показателен в этом отношении анализ затухания и воссоздания ритуалов в гуманистическом буддизме, проведенный сотрудником Отдела культурных и религиозных исследований Китайского университета Гонконга Ксю Ю21. Ксю Ю дает анализ особенностей гуманистического буддизма, который, с одной стороны, использует ритуальную практику для утверждения идеи трансценденции, а с другой – стремится к расширению сакрального пространства за пределы стен храма в арену публичной жизни. На заре XX в. буддизм в Китае ассоциировался главным образом с исполнением ритуалов для мертвых. Подъем гуманистического буддизма был прямой реакцией на практику таких ритуалов22. В течение почти 100 лет китайский буддизм претерпел существенную трансформацию, смещая фокус с ритуалом для мертвых в направлении служения для живых в этом мире здесь и сейчас. Священнослужители и миряне сформировали своего рода антиритуальные чувства. Осуществление этого духовного сдвига проходило под воздействием ритуальной теории мастера Ксинг Юна, основателя влиятельной буддийской организации.

Понятие ритуала Ксю Ю расшифровывает как вариант санскритского понятия «рта», что означает сочетание двух понятий – «искусство» и «порядок». Соответственно ритуал понимается как искусство создания и установления общинного порядка путем внедрения системы общих верований посредством символических акций23. Эмпирический образ несет в себе метафизические представления «искусства» и «порядка», заключая требования созидания и строгого соблюдения кодекса общинных правил.

Истина «всё в одном» сохраняет свою силу в бытии, хотя бытие общины претерпевает изменения. Константа философской истины обусловливает процесс цивилизационного восхождения, открывающий то, что еще сокрыто.