Исследования Института социологии РАН под руководством В. Ядова показывали, что по общероссийской выборке в 1990-е и в начале 2000-х годов этническая идентичность превалировала у людей. То же фиксировали мы в исследованиях по республикам Северная Осетия–Алания, Татарстан, Тыва, Саха (Якутия). Но и российская идентичность восстанавливалась исторически довольно быстро. В 2002 г. она была зафиксирована у 63 % населения. Примерно те же данные были получены в середине 2000-х годов в других исследованиях Института социологии РАН, проведенных совместно с Университетом Северной Каролины (США). 65 % идентифицировали себя как граждане России в 2006 г. С точностью до 1 % повторились данные в исследовании Института сравнительных социальных исследований, который участвовал в ESS в 2006 г.
И вот теперь, в 2011 г., определяя свою идентичность, 95 % опрошенных в стране, по данным исследования Института социологии РАН «20 лет реформ» под руководством Михаила Горшкова, в той или иной степени идентифицировали себя как «граждане России». Конечно, надо иметь в виду, что это данные, полученные по всероссийской выборке, в которой доминирующее большинство составляют русские. По результатам опроса, 72 % ощущают свою общность с гражданами России «в значительной степени». Это наиболее сильная, уверенная идентичность среди других наиболее значимых идентичностей (см. табл. 1).
Таблица 1
С кем люди ощущают связь в значительной степени
А ведь еще в 2004 г., согласно опросам, российская идентичность по масштабам и интенсивности очевидно уступала этнической идентичности. Россиянами называли себя 78 % опрошенных, сильную связь с гражданами России ощущали 31 % респондентов (см. табл. 2).
Таблица 2
Если в 2004 г. идентификация со страной хоть и не столь значительно, но все же очевидно уступала идентификации людей по профессии, взглядам на жизнь и национальности, то в 2011 г. российская идентичность первенствовала, а ощущение «сильной связи» с гражданами России выросло вдвое. Восстановилась связь времен. Ведь в новой российской идентичности присутствует и досоветский пласт исторической памяти. По силе связи со страной россияне близки теперь к жителям Великобритании, ФРГ.
Наибольшее внимание сосредоточивается на сравнении российской идентичности с этнической, региональной, локальной идентичностью, поскольку в них отражаются процессы интеграции в стране. Идентификация по национальности до самого последнего времени была не просто превалирующей, но и конкурирующей в сравнении с государственной.
В 2000-е годы притупилась боль у тех, кто остро переживал распад Союза, люди стали привыкать к новым очертаниям страны и ее месту в мировом сообществе. На смену сплошной критике советского прошлого, а затем «лихих 90-х» постепенно начало приходить понимание необходимости трезвой оценки прошлого и формирования взвешенных подходов к исторической памяти. Давало какие-то результаты использование механизмов нациестроительства – стимулирование чувства достоинства, самоценности граждан.
Молодежь откликнулась на призыв «Россия, вперед!», начала проявлять интерес к исторической реконструкции (Невская битва, Бородино и др.), участвовать в военно-спортивных организациях («Десантник», «Военный десантник», «Русские витязи» и др.). Вопрос в том, можно ли «считать борьбой за честь Отчизны кулачную спортивную борьбу», а также в том, как не допустить использования этих молодежных организаций деконструктивными силами. Ведь участники спортивных соревнований, особенно тех, где присутствовали фанатские объединения, легко откликались на националистические призывы. Похоже, интересы конструкторов государственно-гражданской идентичности имели почву среди масс, ощущающих потребность в солидаризации русских.