В XX в. фашизм практически осуществил систему манипулирования массовым поведением путем создания информационных образов, как выражения истин исторической и социальной жизни нации. Истина стала совпадать с непосредственным участием в массовых мероприятиях, символизирующих величие нации, а значит, и каждого участвующего в них.

Для потерпевших поражение наций, «униженных и оскорбленных» и вместе с тем имевших великую историю, подлинной терапией духа мог быть образ собственного величия как абсолютной цели истории, а значит, и превосходства над другими народами. Такой образ и стал формироваться на «научной» основе.

Другим ключевым моментом духовной реконструкции была информационная изоляция. Информационная монополия стала эффективным механизмом массового внушения.

Таким образом, мысль и воля вождя могли превращаться в мысли и волю масс, как волю всей нации, как исходное условие достижения нацией своей абсолютной выгоды как глобального господства.

Консолидация нации на основе идеи глобального превосходства над «неполноценными» народами в сочетании с технически совершенной милитаризацией общества создает новые условия реализации геополитики. С одной стороны, целью геополитики становится расширение «жизненного пространства» нации, т.е. узконационалистическая цель. Но, с другой стороны, фашизм позиционировал себя в качестве единственно возможной панацеи спасения «культурной» Европы от «варварского» коммунизма. Он, таким образом, заключал в себе космополитическую классовую сущность.

На этом строился стратегический и идеологический расчет главарей фашизма.

Геополитика становится открытой и скрытной, грубой и гибкой, что и должно обеспечить ей конечный исторический успех.

Информационно-идеологическая монополия вождя нации позволяет создавать любой образ геополитического врага номер один в зависимости от целей внешнеполитической стратегии и складывающейся ситуации. Будущий главный враг может быть временно задвинут «в тень», если это целесообразно тактически.

Не случайно Джентиле утверждал, что фашизм – это не религия и даже не политическая теория, а принятие решений и действия в точный момент времени, когда для этого созрели благоприятные условия. В такой трактовке лидер нации обретает абсолютную свободу в определении пути достижения абсолютной цели нации при принятии общегосударственных решений. Это ключевое звено доктрины нацизма. В этой связи необходимо обратить внимание на дискуссию, которая развернулась вокруг философских позиций Мартина Хайдеггера. Его подчас представляют в качестве ключевого идеолога нацизма. Эта точка зрения нашла свое отражение в недавней публикации Эммануила Файе «Хайдеггер: Введение нацизма в философию в свете неопубликованных семинаров 1933–1935 гг.»7.

Э. Файе полагает, что содержание семинаров позволяет без колебаний утверждать, что Хайдеггер мобилизует свое философское мышление, чтобы не просто интерпретировать, но также и легитимизировать гитлеровское толкование «народной революции» и «народного государства». Получается, что философия Хайдеггера – это философия нацизма.

С этой позицией выражает свое несогласие Флориан Гроссер, сотрудник отдела философии Мюнхенского университета им. Людвига-Максимилиана. Он считает, что вопреки своим надеждам, относящимся к середине 30-х годов, к 1940 г. Хайдеггер пришел к очевидному заключению, что нацизм не способен преодолеть «метафизическую историю» Европы, что позволило ему представить расистское и тоталитарное «мировоззрение» Гитлера как последнюю версию «метафизики субъективности», которая требует глубокого вызова и отвержения