Тут снова необходимо обратить внимание на роль Российской империи в этнообъединительных процессах в Дунайских княжествах. По сути, под руководством П.Д. Киселева, куратора администрации Валахии и Молдавии, после Андрианопольского мира 1929 г. начался активный процесс экономического развития княжеств, прежде всего посредством их освобождения от османского данничества. Подобная политика привела к тому, что в городах стали зарождаться зачатки капиталистических отношений. В этот период начинается популяризация румынского языка – заметим, с тенденцией выдавливания из него славянизмов со стороны интеллектуалов Валахии^>98.

Н.И. Надеждин. Путешествовавший в 1839 г. по Бессарабии один из основателей русской этнографической науки Н.И. Надеждин оставил подробное описание своей экспедиции. В нем присутствует описание Кишинева, который стал менять свой облик при военном губернаторе П.И. Федорове^>99. «С тех пор началось перерождение Кишинева; и теперь, в каких-нибудь пять лет никто не узнает старого молдаванского Кишенау.

Каким волшебным жезлом производится это превращение? Талисман заключается в соревновании, которое весьма искусно пробуждено в самых жителях города. Они строятся добровольно, поощряемые выгодами, которые предварительно обеспечиваются сооружаемым им домам. Это расшевелило даже евреев, которым принадлежит теперь много прекрасных и великолепных зданий. Только молдаване мало еще принимают участия в общем рвении: они продолжают довольствоваться своими безобразными “касами” (домами. – Прим. авт.), гармонирующими с их полуазиатским костюмом и полумусульманскими привычками.

Я не буду распространяться о наружности города, чтобы тем свободнее предаться впечатлениям, возбуждаемым жизнью его пестрого населения. В Кишиневе считается теперь больше сорока тысяч жителей. Все города здешнего края отличаются смешением языков и племен. Но тут мы увидели в первый раз особую стихию румунскую, во всей роскоши ее национальной самообразности.

Как нарочно для нас случился праздничный день, знаменующийся в Кишиневе общенародными гуляньями в прекрасно устроенном публичном саду. Добрый хозяин города имел любезную благосклонность сам повести нас туда. Гулянье только что начиналось. Середи сада, на широкой площадке, образуемой перекрестком аллей, гремела полковая музыка. Народ приливал густыми волнами и частью помещался кругом площадки, частью рассыпался по аллеям.

Еще многие из румунов, особенно старики, сохранили свой народный живописный костюм. Вместе с ним они, кажется, сохраняют и глубокое предубеждение против всего, отзывающегося новизной русско-европейской цивилизации. Эти кореняки, представители упорного румунского национализма, сидели безмолвно или прохаживались медленно, погруженные в самих себя. Вероятно, они уносились мыслью в те блаженные времена, когда Бессарабия оглашалась пронзительными звуками жидовских цимбал или бешеным визгом цыганского табора. О вкусах спорить нельзя: но заметно уже, что новое поколение решительно изменяет своим отцам. Почти вся аристократическая молодость одевается по-европейски, имеет или, по крайней мере, показывает европейские потребности и прихоти. Первый знак к отступлению от старины, разумеется, и здесь, как везде, подается прекрасною половиною человеческого рода. Вы уже не различите теперь по платью румунских кукониц и кукон: богатейшие из них разубраны по парижским или, по крайней мере, венским картинкам мод. Только резкая печать полуазиатской физиономии изобличает их недавнее усыновление Европе»^>100.

Надеждин часто «молдаван» именует «румынами». Молдаване у него скорее регионализм, при этом переселенцев из «соседних Подолии и Украины» он, по тогдашним нормам, именует «русскими»