. То же повторяли и последующие цари, и Феодор (1584), и Михаил (1620, 1642, 1643), уверяя, что «на Дону живут воры, беглые холопи боярские, которые утекают из Московского государства от всяких вин своих, и всякие схожие вольные люди, и на море ходят самовольством без повеления великого государя». И Алексей Михайлович (1647) повторял, что «Донские казаки бежали из Московского государства, заворовав, от смертные казни, а живут в тех местах исстари кочевым обычаем… а нашего царского повеления не слушают…»[81]. И только в 1661 г. Алексей Михайлович впервые сказал несколько слов в защиту донских казаков. Да и трудно было бы ему тогда отрекаться, потому что в это время уже не раз бывали посылки военной помощи на Дон за царский счет.

Обыкновенно историки, по поводу этого отречения царей московских от казачества, находят, что это были дипломатические увертки слабого Московского государства пред лицом грозных врагов: империи Турецкой и ханства Крымского. Я считаю, что московские бояре, писавшие отписки в Крым и Константинополь, ничуть не кривили душой, говоря о казаках, что это – беглецы из Москвы и что Дон не слушается повелений царских. Войско Донское действительно не слушалось царя, и по очень простой причине: оно считало себя и было на самом деле отдельным государством. Оно плохо слушалось внушений Москвы и оказывало услуги Москве по своему изволению, а не по царскому приказу.

Самая служба, которую спорадически несли донские казаки, была типичной вспомогательной службой вассала сюзерену и выражалась в посылке, по мере надобности, вспомогательных отрядов. Службу эту казаки считали добровольной и находили возможным уходить на Дон тогда, когда это им заблагорассудится. Сошлемся на два исторических примера: в 1579 г. донские казаки, участвовавшие в армии боярина Шеина, из крепости Сокол «пошли без отпуска на Дон». Разрядная книга добавляет: «в те поры Донские казаки изменили, пошли без отпуску». Другой пример относится к 1665 г., когда князь Юрий Долгорукий, в Польском походе, казнил атамана Разина, брата знаменитого Стеньки Разина, за намерение уйти со своим отрядом на Дон без отпуска[82]. Мы не знаем, каков был срок выхода на службу, но в 1793 г. срок этот был равен трем годам, и по истечении их донские полки ушли с Кубани, считая, что они честно исполнили свой долг[83]. Англичанин, рассказавший историю 1665 г., сообщает, что казаки «просили отпуска», но не получили его и ушли самовольно. Из этих примеров видно, что и в XVI и в XVII вв. казаки считали службу свою метрополии добровольной, каждый раз оговоренной на известный срок, и считали себя вправе уходить по окончании срока. Военачальники московские, естественно, не одобряли этого, но право было на стороне донцов[84].

За службу свою метрополии (проводы послов через Дикое поле, присылку отрядов, осведомление о татарских набегах) казаки получали «жалованье», состоявшее из хлеба, воинских припасов и сукна. Это жалованье, в XVI в., давалось каждый раз особо, за отдельные услуги метрополии со стороны колонии. Наоборот, с 1613 по 1809 г. жалованье шло регулярно и ежегодно, кроме нескольких лет перерыва, когда колония порывала с метрополией[85].

Вряд ли Москва, с самого начала, ясно представляла себе положение Дона с правовой точки зрения. Дела о донских, как и о других вольных, казаках ведались первое время в Разряде, быть может, потому, что это учреждение ведало до Смуты и пограничные местности Северской и Польской Украины. По отношению к донцам обязанность Разряда была двоякая: 1) он определял цифру того количества казаков, которых желательно было иметь с Дону (что впоследствии, в XVII в., именовалось «нарядом»); 2) Разряд заботился о посылке на Дон субсидии («жалованья»). Так как донские казаки земли не пахали, как и многие служилые, то хлеб им посылался из казенных житниц. Для наполнения их население южной украины царства пахало так называемую «государеву десятинную пашню»