Что же касается купцов Триеста, то они действительно приняли участие в оснащении флотилии и обеспечении ее выхода в море, но не безвозмездно. Об этом свидетельствует тот факт, что некоторые из них в январе 1789 г. представили свои требования о погашении Кацонисом своего денежного долга перед ними[146].

Кацонис отплыл из Триеста 28 февраля (11 марта) 1788 г. Свою кампанию он подробно описал в письме Н. С. Мордвинову от 31 октября (11 ноября) 1788 г.[147] Первое боевое столкновение произошло у него 29 апреля (10 мая) у побережья острова Закинф в Ионическом море. Противником его стал дулциниотский корабль, вооруженный также 28 пушками. Дулциниоты[148] имели репутацию опытных мореходов, а также свирепых пиратов. В жестоком бою греки одержали верх и захватили дулциниотский корабль. В этом эпизоде Кацонис проявил себя не только отважным воином, но и жестоким и беспощадным корсаром. Захваченные в бою пленники были преданы смерти, по словам Кацониса, «в отмщение вероломства, от их рода происходящего». Действия греческого командира соответствовали нравам той эпохи, когда война на Востоке велась с крайней жестокостью.

В результате взятия в приз судов и притока добровольцев к июню 1788 г. в составе флотилии Кацониса находилось уже десять судов, укомплектованных более чем 500 моряками. Продолжая свой поход на восток, эскадра Кацониса подошла к острову Кастель-россо (Кастелоризон), вблизи побережья Малой Азии, где проходили важные коммуникации, связывавшие столицу империи с ее африканскими владениями. 23 июня (4 июля) гарнизон турецкой крепости на острове после короткого боя капитулировал.

Кацонис разрушил крепость, а пленным туркам и их семьям – всего около 400 человек – сохранил жизнь и отправил на близлежащий азиатский берег. Об этом его попросили архиерей и старшины острова, опасавшиеся карательных мер турок против греческого населения.

Самым важным событием этой кампании было первое большое столкновение флотилии Кацониса с турецким флотом, происшедшее 20 (31) августа 1788 г. к востоку от острова Скарпанто (Додеканесы). Против турецкой эскадры, состоявшей из пяти кораблей: линейного корабля, фрегата и трех небольших судов – кирлангичей, Кацонис сражался только на своем флагманском корабле «Минерва Северная», так как остальные корабли его флотилии из-за сильного противного ветра отстали от флагмана. На своем небольшом фрегате с 28 пушками и командой из 150 человек он сражался почти целые сутки против эскадры турецких кораблей. Моряки Кацониса проявили в этом неравном бою военное мастерство и непреклонную решимость победить или умереть. По словам самого Кацониса, «пусть разсудит свет безпристрастно; не сдалась ли бы какая ни есть другая нация, но руссо-греки, быв потомки в свете славных воинов, наконец, то есть по захождении солнца, когда уже очень и очень было трудно, всеохотно следовали моему совету, что в неизбежном случае погибнуть всем, сожегши нарочно фрегат, только чтобы не удалось неприятелям взять непобедимый наш флаг. Бог услышал сие верных своих мнение, и турки напоследок столько сбиты и замешаны, что едва могли направить свои паруса и обратились в бег. Они возвратились с немалым корабельных снастей убытком, как тогдаж примечено и ныне слышно, да и люди многие побиты. Однакож и мой фрегат ранен, а более снасти и парусы повреждены от пушечных и ружейных пуль». Человеческие потери Кацониса в этом бою составили один убитый и четверо раненых.

После этой блестящей победы Кацонис отправился на Закинф, один из принадлежавших венецианцам островов в Ионическом море, для починки своего сильно пострадавшего в бою корабля. Здесь его ждал неприятный сюрприз. По приказанию российского полномочного министра во Флоренции Д. Моцениго некий русский офицер объявил Кацонису, что он впал в немилость императрицы, потому что отобрал деньги у одного капитана из Рагузы, несмотря на то, что адриатическая республика сохраняла нейтралитет в русско-турецкой войне. Эта «конфискация» действительно имела место, так как Кацонис считал, что в этой войне, как и в предыдущей, Рагуза была союзником турок. Но вскоре тот же офицер, также по поручению Д. Моцениго, объявил Кацонису, что императрица его простила. Весь этот эпизод Кацонис считал результатом интриг Д. Моцениго и генерала А. К. Псаро, поверенного в делах России на Мальте (оба они были греками), завидовавших боевым успехам командира добровольческой флотилии.