Некоторые характерные, но малопопулярные произведения эфемерных жанров, в которых запечатлен дискурс власти и сопротивления, до сих пор почти не зафиксированы. Так, в конце 1940-х гг., когда пошли слухи о введении платного высшего образования, появился анекдот о том, как представители разных народов откликнулись на это нововведение; родители послали своим детям-студентам следующие телеграммы:
Украинец: Опанас, вертайся до нас, будешь свинопас!
Азербайджанец: Мамед, пул йохтур [денег нет]! Приезжай Баку – будешь дохтур!
Еврей: Абрам, сиди на месте: выслали двести.
Разумеется, каждая реплика читалась с соответствующим акцентом.
Анекдот, возникший в многонациональной среде студенческого общежития МГУ на Стромынке в Москве, передает тогдашнюю атмосферу «дружбы народов», не мешавшей появлению негативно сплачивавшего сообщество «националов» антисемитизма: карикатурный еврей, очевидно, оказывается единственным, кто готов справиться с новыми условиями жизни.
Кроме этих основных акцентов послереволюционной России можно указать на идеологически окрашенные как «западный» или «заграничный» польский и прибалтийские акценты (на эстраде 1960–1970-х гг. это, например, голос певицы Эдиты Пьехи), а также карикатурный японский и фонетически тождественный ему в устной словесности чукотский акценты. Оба последних были семантически полярны: носитель японского акцента – это, как правило, наивный представитель гораздо более развитой цивилизации; носитель карикатурного чукотского акцента, иногда представленного частым употреблением слова «однако»[22], – воплощение тупости в высшей мере[23].
Шовинистическая идеологическая окраска вполне обнаружилась и была отчасти зафиксирована в книжном виде лишь с начала 1990-х гг., когда появились соответствующие сборники анекдотов, да и вся тема перестала быть запретной. Только благодаря публикациям Новейшего времени в русском обществе появилась возможность почувствовать напряжение и действенность шовинистических представлений даже у самых выдающихся представителей русской интеллигенции[24]. Вместе с тем снятие преград с выказывания сколь угодно острой неприязни к представителям другого народа или языка стало приводить к межкультурным трениям второго порядка, вызванным почти исключительно пренебрежительным отношением бывшего «старшего брата» к «младшим братьям» – носителям так называвшихся в СССР национальных языков. Так, в обстановке очередного обострения словесного конфликта вокруг культурно-государственного суверенитета Крыма в газетах России начала 1990-х гг. появились публикации, противопоставлявшие «украинскую мову» «нормальному», т. е. русскому, языку[25].
Значимость самой этой проблематики проявилась тотчас за распадом СССР, когда с политической сцены России ушли люди, говорившие с сильным акцентом[26]. Процедура скрадывания акцента для достижения признания в качестве своего вполне осознана постсоветским русским дискурсом. Вот как писал Дмитрий Быков об одном из перебравшихся в Москву шоуменов:
Ценнейшее приобретение ОРТ – Валдис Пельш. Это гомерически смешной и патологически серьезный человек, почерпнутый для ведения программы «Угадай мелодию» из чудесной команды А. Кортнева «Несчастный случай». В шоу «Случая» он честно изображал прибалта, каким и является, – но прибалта гипертрофированного, с чудовищным акцентом и невозмутимым фейсом горяч-чего эстонского паарня. Теперь Пельш и говорит без акцента и, умудряясь оставаться серьезным, со множеством полузаметных подколок ведет последний проект Листьева – «Угадай мелодию» (Быков, 1995, 13).