В октябре 1820 г., когда Александр был за границей, произошла печально известная «семеновская история», которая еще более усилила реакционное настроение Александра. Солдаты любимого царем лейб-гвардии Семеновского полка, выведенные из терпения мелочными придирками и жестокими наказаниями недавно назначенного командира полковника Г.Е. Шварца, оказали непослушание начальству и потребовали его удаления.

Обучение рекрутов

В результате зачинщики были подвергнуты жестокому телесному наказанию, а весь личный состав полка – офицеры и солдаты – были распределены по разным армейским полкам. Семеновский же полк был сформирован заново из офицеров и солдат нескольких гренадерских полков.

Последние годы жизни Александра получили название аракчеевщины. И современники, и историки разных направлений согласно рисуют картину всемогущества Аракчеева. В это время, после 1820 г., Александр окончательно отказался от планов реформ в государственном управлении. Ему нужны были теперь не смелые реформаторы, а преданные слуги, исполнители приказаний и охранители существующего порядка, на которых он мог бы вполне положиться. Именно таким и был Аракчеев, с его административным талантом, трудоспособностью, личной честностью. Он не был казнокрадом, как многие, и отличался «собачьей преданностью» государю. Ф.Ф. Вигель называл его «бульдогом», всегда готовым загрызть царских недругов^>28.

Усталый, разочарованный, потерявший свои прежние идеалы и, по-видимому, не нашедший новых, Александр передал дела внутреннего управления Империи в «жесткие руки верного друга, доверие к которому было всегда неограниченно»^>29. Все дела государственного управления, не исключая даже духовных, рассматривались и приготовлялись к докладу в кабинете Аракчеева: «В это время он сделался первым или, лучше сказать, единственным министром. Император Александр, наконец, стал принимать с докладом только одного графа Аракчеева, через которого входили к государю не только представления всех министров, но даже, лишавшиеся вследствие того всякого значения, мнения Государственного совета»^>30.

Аракчеев руководил всей деятельностью комитета министров. Министры, в большинстве своем, назначались теперь по его рекомендации и были лишь исполнителями его указаний. Немудрено, что все преклонялось и трепетало перед суровым временщиком: «Передняя временщика сделалась центром, куда с четырех часов утра стекались правители и вельможи государства»^>31. Гибкий Сперанский написал брошюру, восхвалявшую военные поселения. Университеты и академии избирали Аракчеева своим почетным членом. Впрочем, низкопоклонство в эпоху аракчеевщины все же не доходило до безграничного раболепства сталинской эпохи: иногда смелые люди даже публично бросали суровому временщику дерзкие вызовы. Так, в 1820 г. в журнале «Невский зритель» появилось стихотворное послание К.Ф. Рылеева «К временщику», которое начиналось довольно выразительными словами:

А оканчивалось стихотворение угрозой мести современников или проклятиями потомства. Правда, оно имело подзаголовок «Подражание Персиевой сатире к Рубеллию»^>32. Но весь Петербург прекрасно понимал, что речь тут идет не о Рубеллии. По словам современника Н.А. Бестужева, жители Петербурга оцепенели «при сих неслыханных звуках правды и укоризны, при сей борьбе младенца с великаном» и ожидали гибели «дерзновенного поэта»^>33. Однако «обиженный вельможа постыдился узнать себя в сатире», и смелый поэт остался безнаказанным. Даже у Аракчеева был стыд, а может быть, и некоторые остатки совести, тогда как в эпоху тоталитарных режимов XX в. стыд и совесть были, как известно, признаны «буржуазными предрассудками» и уже никакого влияния на правительственную практику не оказывали.