Король улыбнулся и, покопавшись в кармане, извлек из него мятый листок бумаги:
– Вот что я нашел сегодня утром на моем столе. Нет, лучше я сам вам прочту. Слушайте:
– О, Луи! – воскликнула молодая женщина. – Это глупая клевета. Чтобы я тебя обманывала? Какая подлость! Ты единственный владыка моего сердца. Герцог д’Эгийон для меня только друг, надеюсь, ты в этом не сомневаешься… Необходимо разыскать мерзавца, посмевшего написать эту гнусность…
– …и отправить в Бастилию? – договорил Людовик XV, разражаясь смехом. – Успокойтесь, моя красавица, эта бумага не имеет для меня значения. Вот, возьмите ее и собственноручно бросьте в огонь. А теперь, пожалуйста, вернемся к колеснице нашей любви…
В этот момент дверь с шумом распахнулась и в комнату, подпрыгивая, вбежал маленький человечек – негритенок в шапке с помпоном и с белым воротничком на шее.
– В чем дело, Замор? – спросила графиня.
– Мадам, внизу спрашивают его величество.
– Ты знаешь кто? – осведомился Людовик XV. – Один из моих министров или господин де Ришелье?
– Нет, сир, это госпожа де Ноай.
– Что от меня понадобилось этой старой ведьме? Передай ей, что я не могу ее принять.
– Сир, – продолжал Замор, не выговаривая «р», – она утверждает, что это срочно, что ваше величество должны принять ее немедленно.
Людовик XV нетерпеливо махнул рукой.
– Когда же они оставят меня в покое?.. Ладно, малыш, скажи ей, что я спускаюсь.
Король повернулся к фаворитке:
– Вы позволите? Одну секунду. Я только отошлю эту мегеру и вернусь… Следите за моим кофе!
Он легонько погладил груди любовницы:
– Какие они нежные и упругие, моя милая! Они из алебастра и розы. Амур не терял время зря, когда лепил их своей рукой.
– А как ты хотел, подлый голубь! – воскликнула молодая женщина, стыдливо прикрывая грудь руками.
Король вышел и спустился по потайной лестнице в библиотеку на первом этаже. Госпожа де Ноай нервно расхаживала по комнате, тяжело вздыхая и воздевая глаза к небу; ее нос, ставший острее, чем обычно, был белым, словно полотно.
– Итак, мадам, – спросил Людовик XV, – что случилось?
– Ах, сир, – простонала графиня, – госпожа дофина меня уморит.
– Она заболела?
– Слава богу, она так же крепка, как мост вашего августейшего предка[11].
– Может, она подожгла дворец?
– Умоляю вас, сир, не насмехайтесь надо мной, дело серьезное; я больше не могу это выносить. Если так пойдет и дальше, я буду вынуждена отказаться от своей должности… Я присягала вашему величеству, но не смогу долго нести ответственность за воспитание юной принцессы, которая…
– Успокойтесь, прошу вас, мадам, и переходите к фактам… В конце концов, в чем вы обвиняете мою малышку Антуанетту?
– Сир, она хочет все делать по-своему, а в голове у нее одни глупости. Госпожа де Марсан согласна со мной в том, что до сегодняшнего дня, она получила самое дурное воспитание.
– Гувернантка Детей Франции[12] очень строга, это известно всем… Но я прошу вас, говорите скорее, мое время дорого.
– Все просто, сир, – возбужденно заговорила графиня. – Госпоже дофине необходимо учиться. Она неправильно сидит за столом, ходит, как женщина дурного вкуса, переваливается, качается…
– Все это несущественно…
– Вы очень снисходительны, сир, – желчно заявила старая дама. – Каждое утро приходится спорить по четверти часа, чтобы она согласилась почистить зубы; также невозможно заставить ее надеть корсет из китового уса; можно себе представить, как она будет выглядеть, когда ее талия расплывется! А когда я делаю ей замечание, она смеется мне в лицо… Впрочем, она постоянно смеется, ни с того ни с сего, без удержу…