Эти вопросы продолжались слишком долго. Это вообще больше походило на допрос, нежели на диалог. Потому что ответов у меня не было. Я пытался отключиться несколько раз. Но очередной укол вновь и вновь приводил меня в чувство. С каждым разом в голове немного прояснялось. Тогда я начал периодически закрывать глаза и молча пускать слюну на пол. В моем состоянии это было нетрудно. И получал очередной укол адреналина. Но после пятого халява закончилась. Док сообразил, что от меня мало толку. И снова перед глазами мелькает блевотная плитка. Меня снова куда-то тащат. Кажется, в этот раз я реально отключился.

Я сидел в квадратной комнате, со стенами, обитыми каким-то мягким материалом. Таким же был и пол. И, возможно, потолок тоже. Но единственная лампа мешала рассмотреть точно. Зато ее тусклого света хватало, чтобы выхватить вездесущие грязные разводы в некогда белом помещении. Словно кто-то щедро плеснул ржавчины на стены.

Я сидел и пытался вспомнить. Тело уже начало слушаться, но ходить все равно было трудно. А вот в голове сплошной туман. Память возвращалась обрывками. Импов доктор мучил меня вопросами около часа. Но от этого все стало еще запутанней. Я помнил Роркх, помнил реальный мир. Помнил Джекса и Арча. И обоих действительно отождествлял с самим собой. Но что-то важное постоянно ускользало от моего внимания. Не хватало какого-то кусочка паззла. Я чувствовал, что стоит мне найти его – и картина сразу выстроится в логическую цепочку. Все станет просто и понятно, как было раньше.

А когда было это самое «раньше»? Я не знал сколько нахожусь в этом месте. С момента, как я очнулся, прошло несколько часов. Но сколько времени я провел в больнице до этого? Чем они меня пичкают? Как лечат? Почему в голове такой бардак?

Охранники периодически ходят по коридору. Я слышу их мягкие шаги. Но они внушают мне лишь отвращение. Такое же чувство я испытывал и к самому доктору. Не знаю, что плохого они мне сделали, но я инстинктивно сторонился всего персонала больницы. Да и само место внушало мне страх. Я чувствовал, что не должен быть здесь. Я не мог добровольно сюда прийти. Но уверен, что так оно и было. Я помню, что сам зашел в это здание. Я был не один, это точно. Но силой меня никто не волок.

Голова нестерпимо болела, когда я пытался хоть что-то вспомнить. Но я не сдавался. Эта боль не туманила мой разум. Как раз наоборот, она позволяла мыслям становиться четче. Обретать очертания и формы.

Послышался топот ног где-то снаружи. Чьи-то голоса. Они раздражали. Мешали сосредоточиться. Я хотел бы ударить себя, чтобы почувствовать больше боли. Но мои руки были связаны смирительной рубашкой. Тогда я начал биться затылком о стену. Получалось слабо. Материал стен хорошо гасил удар. Я пробовал биться сильнее и тогда почувствовал. Боль пронзила всю голову, застилая разум багровой пеленой. Но это было вызвано не ударами, а простыми резкими движениями головой. Я продолжил интенсивнее. Потому что в голове начали всплывать обрывки воспоминаний. Имена, фразы, образы, места. Какие-то твари, какие-то люди. Я не мог увязать это все воедино, но каждый образ вызывал целый поток чувств. Радость, спокойствие, тоска, ненависть, страх, уверенность. Я пытался разложить все по полочкам в голове. Каждый резкий удар о стену добавлял этой картине моего сознания какое-то очередное яркое пятно. Осталось только понять и осознать все полотно целиком.

Очередной удар не достиг цели. Я дернулся еще раз. Но снова не получилось. Я пытался вызвать боль снова и снова, но что-то мне мешало. Я слышал голос в своей голове, и он был приятным. Я рвался до боли, лишь бы уцепиться за этот голос. Я чувствовал, что если потеряю его, то не узнаю чего-то важного. Этот голос был теплым и звал меня по имени. Но боль больше не приходила, воспоминания снова начали расплываться. Я завыл от отчаяния. Но тут голос в моей голове раздался снова. Он звал меня. И стал громче. Я замер, прислушиваясь. А затем открыл глаза.