Я не пытался больше избавиться от двойственного чувства. Слова матери мне казались неоднозначными по своему смыслу и толкованию. Я только вспомнил начало нашего разговора, когда девочка не знала, как отвечать: смотрела она эротические фильмы или нет… и умалчивала про интернет. Ведь именно в интернете она могла уже все прочитать и узнать. Я теперь думал, она боялась, что ее заподозрят в раннем интересе к половой жизни, о проснувшемся у нее давно основном инстинкте. И вдруг обвинят, что это не отец приставал к ней, а приставала сама дочь.

Тут мать вспомнила о каком-то случае в Липецке. Как начальник склонял секретаршу к сожительству. А та не согласилась. Он уволил ее с работы. Но она записала все случившееся между ними на диктофон. Тогда сняли начальника, а секретаршу восстановили на прежнем месте. И теперь мать девочки рассказывала и объясняла мне, что здесь тоже изнасилование или покушение. Трактуется, мол, наравне с беспомощным состоянием, – использование служебного положения. Я подумал, грешным делом, не свою ли историю она мне рассказала. Она меня, словно уговаривала, продолжая не понимать, что я не даю оценок подобным ситуациям и не решаю вопрос об изнасиловании. Она пыталась по-философски и по-житейски сравнить психологическую схожесть совершенно разных обстоятельств. Обволакивала меня чем-то и пыталась вызвать чувство жалости и снисхождения. Я силился понять, кто же ее всему учит.

В те годы усиливали борьбу с педофилией. Даже спустили полномочия до районных отделов следственных комитетов. Так хотели охватить наибольшее число случаев выявления явных и даже скрытых педофилов. Началась настоящая война за детей и борьба за их права. Статья была очень жесткая и серьезная. Вот уж где можно набрать себе очков и дивидендов для продвижения по службе. Если предположить, что здесь не могли быть грешны и повинны липецкие следователи… А им, собственно, зачем все это, если они должны были направить предварительные материалы дела по месту совершения преступления… Вот так кому-то выпал подарок. Прискакала неожиданная радость, как виток удачи.

Сунин Игорь Николаевич – высокий красавец, всегда коротко стриженный – мечтал стать генералом. Ездил на автомобиле, как закономерное совпадение, марки «Пежо». Я подумал снова о букве «П» – с нее начиналось название нашей области, как и слова «приспешник», «преемник». Он неотрывно поглядывал во время совещаний на генеральское кресло и смотрел в рот Мише Сестерову. Очень сожалел, что у него у самого отец – бедный крестьянин, а не судья, о котором хоть и ходили в городе худые слухи.

Преодолевая большую бедность, поступил Сунин в институт. Окончил его бакалавром. Посчитал, что магистром ему становиться не нужно. Начал расти и так быстро, как гриб после очередного полива дождевой водой. Но обливался он собственными слюнями, что текли из его рта до самых колен в завистливой слюнявости. Смею отметить, что сегодня он на должности полковника.

Я пошутил над ним, находясь уже в Сибири, не боится ли он революции. Он заверил меня по телефону, что такие следователи, как он, нужны и «красным» и «белым». Мне трудно было возражать, и я сказал: «Время покажет!»

Много раз я задавался вопросом, какому объему и размеру совести соответствует высокое офицерское звание любого подразделения, любой службы, тем более службы в следственном комитете. Если больше совести, то, вероятно, и более высокое звание. Хочется думать именно так. Но все оказалось не в случае с бедным и завистливым Суниным.

– Значит, уточним, – вернулся я к разговору с девочкой, выдававшей себя за изнасилованную, – он вас не бил и не угрожал физической расправой или какими-либо другими видами угроз?