Я посветил фонариком вглубь пещеры и увидел смутные контуры собственных брюк. Они зацепились за угол и порвались, болтаясь, словно знамя после поражения. Решив, что сей предмет гардероба не стоит того, чтобы опять лезть вниз, я взял у одного из офицеров дождевик и обернул его вокруг пояса, как импровизированный килт. Честно, даже немного жаль было тех, кто видел меня в таком виде: в больших запотевших очках, клетчатом килте и с исцарапанными коленями. – Все отводили глаза, кроме капитана де Валеры. Подойдя ко мне, она положила на плечо свою мягкую руку и с чувством произнесла: «Соберись, Бойл, пока я не влепила тебе как следует. Тебя только что перевели, и теперь ты работаешь с нами».

Моя гордость и колени нестерпимо ныли, но, похоже, я прошел испытание на смелость, и меня взяли стажером в Специальный отдел Тир На Ног, одно из самых древних и загадочных правоохранительных учреждений в Европе.

Сейчас, вспоминая тот день, могу сказать, что спуститься в пещеру с костями и вытащить оттуда уродливого ребенка было самым легким заданием из тех, что мне приходилось выполнять в первый год под началом капитана Шиобан де Валеры.

После этого все стало куда сложнее.

Днем я приехал в Голуэй с приказом вернуться в штаб-квартиру отделения в Килларни для прохождения двенадцатинедельной программы обучения. Явиться туда нужно было через два дня – в четверг – к девяти вечера, без опозданий. Девять вечера – обычное начало рабочего дня в Специальном отделе, потому что в основном чудесный народец начинает свои похождения после наступления темноты. А многие из подозреваемых по природе создания ночные: например, клуриконы – они немного выше лепреконов, но гораздо более злобные; и фир дарриг, отталкивающие на вид фейри красного цвета с рылом и хвостом, хотя сами по себе вполне приятные и добродушные.

Долорес, моя прекрасная соседка, была дома первый раз за черт знает сколько времени. Она стиснула меня в крепких объятиях, пролив на спину маргариту из бокала поистине промышленных размеров – такой уж у нее стиль. Долорес живет моментом и никогда не откажет себе в маргарите в любое время суток, неважно, что вы или кто-либо другой думает по этому поводу. Она самый очаровательный и самый бездарный опекун, какого мне только могли выдать.

«Даже знать не хочу, как выглядят штаны твоих друзей», – заметила она при виде моего самодельного килта, потому что Долорес – мастер выдать что-нибудь забавное и всегда знает, как меня развеселить.

Мы с ней не кровные родственники, отчего решение суда выбрать ее моим опекуном кажется довольно странным. Долорес была студенткой, помогавшей моим родителям в Национальном музее, когда случился скандал.

О нем все равно рано или поздно нужно было рассказать, так что давайте разберемся с этим прямо сейчас и закроем тему – не лучшее время было для семьи Бойлов. Я до сих пор верю, что родители невиновны, и однажды это докажу.

Мои родители – честнейшие и добрейшие люди из всех, кого я знал, – случайно связались с гнусной преступной группировкой. Если вы никогда не слышали о скандале с болотным человеком, это странно. В свое время сия история гремела во всех газетах, и именно из-за нее мой допуск на верхние уровни секретности в отделе всегда будет ограничен, ведь у меня есть «сообщники» среди настоящих преступников: мама и папа.

Они, кстати, никогда не были закоренелыми бандитами. Скорее, наоборот – тихие книжные черви, кураторы в Национальном музее Ирландии на Меррион-стрит.

Куратор — забавное словечко. Оно означает, что вы присматриваете за экспонатами, устраиваете галереи, составляете каталоги и все такое. Кроме того, они проводили много времени «в поле» на раскопках – что, как оказалось, может быть очень-очень-супернезаконным.