Тогда я сел в машину и вернулся к магазинчику Хесуса Лопо. Купил бутылку пива за пятнадцать центов и присел на лавочку, чувствуя себя стариком. Сцена, которой я только что был свидетелем, вызвала к жизни кучу воспоминаний – не о тех вещах, которые я совершил, а о том чего не сделал; о впустую убитых часах, тщетных надеждах и неиспользованных шансах, ныне навсегда потерянных, ибо время сожрало немалый кусок моей жизни, и вернуть его никогда уже не удастся. Я завидовал Йимону и одновременно оплакивал самого себя, потому что увидел его в такой момент, который все мое личное счастье делал тусклым и скучным.

Одиноко сидеть на лавочке под пристальным наблюдением сеньора Лопо, да еще в стране, где белый мужчина в вельветовом пиджаке не имеет не только оснований, но даже и права околачиваться в таком месте. Я просидел там минут двадцать, ежась под его взглядом, а затем поехал обратно к Йимону, изо всех сил надеясь, что они успели закончить.

Я опасливо подкрадывался к домику, но не успел я свернуть с дороги, как выскочил Йимон и раскричался.

– Убирайся! – орал он. – Не смей соваться к нам со своими пролетарскими проблемами!

Я застенчиво улыбнулся и затормозил возле патио.

– Ну, Кемп, в такую рань тебя могли привести только неприятности, – скаля зубы, сказал он. – Что произошло? Газета загнулась?

Я покачал головой и вылез.

– Просто успел разделаться с заданием.

– Молодец. Как раз к завтраку поспел. – Он кивнул в сторону домика. – Шено уже взбивает яйца… мы сами только что вернулись с утреннего купания.

Я вышел к пляжу и осмотрелся. Меня вдруг охватило страшное желание все с себя сбросить и бегом ринуться в воду. Солнце палило, и я завистливо глянул на Йимона, который носил лишь черные плавки. Стоя в пиджаке с галстуком, с потной физиономией и прилипшей к спине рубашкой, я чувствовал себя каким-то конторщиком.

И тут из домика вышла Шено. По ее улыбке было видно, что она узнала того парня, что устроил дебош в самолете. Я робко улыбнулся и сказал «привет».

– Я вас помню, – промолвила она, а Йимон залился смехом, пока я пытался придумать ответ.

Сейчас на ней было белое бикини, а распущенные волосы спускались до пояса. Ничего прежнего, секретарского, в ней не осталось; она выглядела резвым и чувственным ребенком, который в жизни не носил ничего, кроме двух полосок белой ткани и теплой улыбки. Миниатюрное создание, хотя формы ее тела были таковы, что смотрелась она крупнее: в ней не было недозрелой худосочности юных девушек, а, наоборот, в глаза бросалась округлость, словно она целиком состояла из бедер, грудей, сосков и длинноволосого тепла.

– Черт, я прямо с голоду помираю, – заявил Йимон. – Что там с завтраком?

– Почти готово, – сказала она. – Грейпфрут будешь?

– А то, – ответил он. – Садись, Кемп. И хватит изображать из себя больного. Грейпфрут хочешь?

Я помотал головой.

– Бросай свои церемонии, – сказал он. – Я же знаю, что ты хочешь.

– Ладно, – кивнул я. – Давайте мне грейпфрут.

Появилась Шено с двумя тарелками. Одну она передала Йимону, вторую поставила передо мной. На ней лежал омлет, завернутый в ломтик бекона.

Я опять помотал головой, сообщив, что уже успел перекусить.

Она улыбнулась.

– Не беспокойтесь, у нас хватает продуктов.

– Да нет, серьезно, – пожал плечами я. – В аэропорту позавтракал.

– Значит, еще разок придется, – сказал Йимон. – А потом отправимся ловить лангустов… раз уж у тебя все утро свободно.

– А ты сам-то что, в контору не пойдешь? – спросил я. – Ты же говорил, дескать, репортаж про эмигрантов надо сегодня сдавать.

Он ухмыльнулся и покачал головой.

– Перебросили на другую тему, про затонувшие сокровища. После обеда намечается экспедиция с водолазами. Они утверждают, будто рядом с гаванью нашли старинный испанский галеон.