– Жду здоровой домой! Да хранит тебя святая Нино, моя Лали!

Бабушка Софико всплеснула руками, увидев, кого привезли её внуки.

– В больницу, срочно! Довели девочку! Ой-ой-ой!

В клинике Лали сделали все анализы и отпустили домой, пока результаты анализов будут готовиться. Вечером в доме Георгия Туравы нарисовался Зураб. Он влетел в гостиную, когда вся семья и Дэн ужинали, с криком:

– Где моя сестра?!

И остолбенел, увидев Дарико. Глаза его вышли из орбит, он хватал воздух, не в силах вымолвить ни звука.

– Ну, здравствуй, Зураб! Я тут к папе с мамой в гости приехала, свадьбу готовим, – как можно беззаботнее произнесла она, улыбаясь очаровательной улыбкой.

– Ты… ты… здесь?! – стал заикаться он, внезапно побелев. – А там тогда кто?

      Дарико больше не стала мучить бедолагу и призналась:

– А "там" вот уже неделю ты укрываешь жену Сергея Майорова, сына директора крупнейшей торговой корпорации России. Ты самоубийца, Зураб?!

Он пытался переварить информацию, но это плохо у него получалось.

– Мы думали, она притворяется, что не знает грузинского, играет с нами…

– Доигрались! На тебя уголовное дело завели, Зураб, – похищение человека. Быстро говори, где вы её держите!

Он опустился на пол и закрыл лицо руками.

– Адрес, Зураб, и телефон для связи! Там её муж с ума сходит…

– Заброшенная деревушка Свичиновка близ села Раевка, что на берегу реки Малый Иргиз в Саратовской области. Девушка ни в чём не нуждается, только приболела. Меня… меня посадят?

      Но Дэри уже не слушала, она звонила Чижову и диктовала адрес.

* * *

Олеся проснулась оттого, что её мутило. Она быстро выбежала в сени, не найдя ни таза, ни ведра, ринулась дальше во двор. Там её уже поджидала "доблестная охрана". Мужичок постарше перегородил ей дорогу, мужик помоложе, лет 30 возразил ему и показал на деревянный туалет.

Но Олеся смотрела совсем в другую сторону: у забора стояла деревянная лоханка, и девушка помчалась к ней. Прыткий мужичок опередил её, поймал за плечи. Ой зря!.. Сил сдерживаться не было, и Олесю стошнило прямо на небритого "секьюрити".

Тот закричал и замахал руками, очевидно, ругаясь. Его молодой подельник тоже что-то кричал ему и указывал на девушку, которая добралась-таки до вожделенной лоханки и ещё раз повторила свой "подвиг", теперь уже прицельно в неё.

Потом она села на траву и прислушалась к себе. "Да, не выдержал организм натурального коровьего молока, – с досадой подумала она. – Надо будет разбавить!" А к ней из дома уже бежала обеспокоенная Нана.

За этот день Олесю полоскало ещё пару раз. Пожевала только хлеба, который испекла в печи заботливая женщина, что ходила за Олесей, как за малым ребёнком: уложила в постель, принесла прохладный компресс на лоб, согрела воды и отвела девушку помыться. Она тихо гладила обессилевшую "арестантку" по волосам и успокаивала на своём певучем языке.

На второй день повторилось всё то же самое: заветная лоханка теперь стояла у самой Олесиной кровати. Девушка видела, как сильно обеспокоены охранники и её добрый ангел Нана, как долго они что-то решали. Олеся смогла лишь разобрать имена: "Зураб", " Турава", "Георги". Потом Нана накинула шаль и куда-то вышла из дому.       Вернулась через час с какой-то седовласой женщиной в длинной тёмной юбке с оборкой и белой блузке.

– Где больная? – спросила она с порога.

– Я здесь, – отозвалась Олеся слабым голосом. – Ну, хоть кто-то говорит по-русски!

– Меня зовут Мария, я медсестрой работала, сейчас людям помогаю, кто просит.

Она деловито осмотрела девушку, бережно прощупала ей живот, затем положила руку на низ живота и замерла с отстранённым взглядом.