Никаких Интернетов тогда в широком доступе не было, пришлось обойтись опрашиванием знакомых с медицинским образованием. Меня отчасти успокоили: я поняла, что полребенка у меня при этом не отрежут, и пустила свою кипучую энергию на выяснение, где именно этот «микропейзаж» можно продемонстрировать, в смысле, сдать. Надо сказать, что как раз в то время начиналась эра широкого распространения мобильных телефонов; номера у них были шестизначные, как и у стационарных городских номеров в нашем городе, и зачастую заранее выяснить, на какой именно телефон ты звонишь, мобильный или стационарный, было невозможно. Ну и плюс конец 90-х, кризис, народ продавал что мог, в том числе и телефонные номера. Видимо, так поступила и лаборатория при больнице, чей номер мне дали для продолжения увлекательной беседы про кал.

Вообще – в обычной жизни – я нормальный воспитанный человек и, когда звоню куда-то, сначала вежливо здороваюсь, потом выясняю, туда ли попала и есть ли время для разговора у собеседника, и только потом перехожу к сути вопроса. Тут же меня, как Сережа любит говорить, черти оседлали: мне казалось, что этот страшный дисбактериоз угрожает практически жизни моего любимого сына, поэтому, как только длинные гудки прекратились и мне ответил мужской голос, я без «здрасьте» и других вежливых рюшечек сразу перешла к делу:

– Когда я могу привезти вам кал на микропейзаж?

На том конце установилась затяжная вопросительная пауза. Нормального человека это навело бы на определенные сомнения в точности попадания, но только не меня: нормальной меня в то время можно было назвать с большим трудом.

Волнуясь и заполняя внезапную паузу, сбиваясь на ненужные подробности, я стала рассказывать в трубку про своего младенчика, его попу, особенности его дефекации и другие медицинские подробности. Тут, наконец, трубка в моих руках ожила:

– Как вы задолбали меня со своим говном!!! Какой такой пейзаж! Я бизнесмен!! Это мобильный номер телефона!! Я на переговорах!! Какого черта вы все звоните и предлагаете привезти мне свое говно!!!

Я обмерла. Одно было понятно точно: тут моему мальчику с расстройством стула точно не помогут. Трубка продолжала орать в моих руках так громко и матерно, что мне пришлось немножко отодвинуть ее от уха, чтобы не получить акустическую травму.

Примерно через минуту до меня дошла анекдотичность ситуации. Я хохотала так, что не было сил нажать на кнопку «отбой», извиниться перед несчастным беднягой, в недобрый час купившим номер у больничной лаборатории. Но самым главным положительным итогом происшествия стало то, что голова моя встала на место и больше я странными и беспочвенными паниками по поводу здоровья сына уже не страдала.

Как обычно это бывает у родителей, которые одной рукой воспитывают детей, а второй работу работают, дети выросли быстро и незаметно. И хорошими ведь выросли людьми! Правда, очень разными. Если дочь была «как вода текучая», то сын характером был, скорее, в меня: настырный, с явными задатками лидера, непреклонно идущий к своей цели. От этого и ссоры у нас с ним были совершенно зубодробительные, с искрами во все стороны, битьем посуды и хлопаньем дверьми.

Рус учился довольно легко, красивый и умный мальчик, все схватывающий на лету. После школы, не напрягая нас, кроме как в плане денег на репетиторов, сам поступил в довольно известный в стране Новосибирский технический университет, выбрав для себя профессию инженера. Сергей несколько напрягся, оттого что сын не посоветовался с нами, перед тем как выбрать профессию, я же такую самостоятельность одобрила обеими руками. Сколько вокруг, у наших близких и дальних друзей, детей-недорослей, ничего не хотящих и ни к чему не стремящихся, «что воля, что неволя – все одно». А тут парень сам решил, сам поступил, да еще и на бюджетное – поди, плохо. Пусть учится.