– Мажор, братишка, как же я рад тебя видеть! Ну, пошли, пошли.
Мажор, отвечая на рукопожатия, заметил переходящую дорогу русоволосую красавицу и громко крикнул ей вслед:
– Эй, красивая, я не прощаюсь…
Так и не обернувшись, девушка скрылась за поворотом.
Мажор
…Максим с трудом стоял на ногах, держась за церковную ограду. На противоположной стороне остановился автобус, стали выходить люди, послышались звук работающего мотора и шарканье ног пассажиров. Но Максим видел лишь какие-то движущиеся серые тени. Он замотал головой и обернулся в сторону церкви. Ему показалось, что темнота рассеивается, а возле церковных ворот стоит Марина и манит его рукой. Он, наконец, оторвался от ограды, сделал несколько шагов к церкви. Упал, прополз пару метров и замер, его лицо покраснело, глаза закатились.
– Марина, Марина, я иду к тебе… Подожди… – как будто в бреду, повторял он.
Разворачивающийся на конечном кругу автобус осветил его фарами.
Идущая от автобусной остановки к Храму русоволосая красавица заметила лежащего на земле задыхающегося, хрипящего Максима. Поняв, что человеку плохо, она, бросив сумки, подбежала к нему, перевернула его на спину, порывшись в карманах своего белого плаща, вытащила носовой платок, протерла парню лицо, расстегнула рубаху. Скинув плащ, свернула его и положила под спину Максиму, наклонилась, слушая дыхание. Ей показалось, что парень не дышит, и она, торопясь, стала делать ему искусственное дыхание, равномерно, энергично вдувая ему в рот воздух, пока, наконец, Максим не закашлялся и начал тяжело дышать. Понимая, что одной ей не справиться, девушка вскочила и побежала в сторону церкви, ища помощи. Несколько человек отозвались на крик, парня общими усилиями перенесли в церковный двор. Неожиданно он открыл глаз, обвел всех безумным мутным взором:
– Марина, почему ты в мужской одежде? Откуда у тебя борода? Да ты лысая! Нет! Я не пойду с вами! Марина, отпустите меня…
Парень рвался из рук удерживавших его крепких мужчин, пока не потерял сознание…
Глава 3
Болел Максим долго и тяжело: душевная травма, как следствие, депрессия и тяжелое отравление суррогатом цепко держали его между жизнью и смертью. Да и сам он не желал возвращаться в этот мир, иная реальность болезненных грез и сновидений была для него куда желаний, чем явь без Марины, наполненная тоской и болью. Какое-то почти неосознаваемое им чувство невосполнимой утраты заставляло Максима цепляться за почти реальные фантазии и образы, всплывающие в его болезненном воображении. Но его крепкий организм не желал подчиняться страдающему разуму и мало-помалу возвращал его к жизни. А тем временем зима полностью вступила в свои права.
Громкий хлопок остатков не сгоревшего топлива в выхлопной трубе «жигулей», стоявших под окном комнаты, где лежал Максим, вырвал его из полусна. Открыв глаза, Максим обнаружил, что лежит на деревянной кровати в небольшой комнате. Окна были задернуты, кроме крайнего, занавески на котором были раздвинуты, и в образовавшийся промежуток были хорошо видны «жигули» и суетящийся вокруг них мужичок. Максим огляделся. С деревянного потолка свисал матерчатый абажур с единственной лампочкой. Она тускло мигала и, в конце концов, с неприятным жужжанием потускнела и погасла. Комната погрузилась в полумрак. На стене в углу – иконы, под ними – слабо горящая лампадка. По бревенчатым стенам ползли зловещие тени, отдаленно напоминающие древних воинов.
Максим с трудом привстал на кровати, на бледном лице выступили капли пота. С усилием сел, спустив ноги на пол, вгляделся в иконы. Увидел рядом на тумбочке кружку с водой, жадно выпил. В голове прояснилось, он смог встать. На стуле в ногах кровати обнаружил аккуратно сложенную постиранную одежду. Вывернул карманы – пусто. Медленно оделся, вещи показались чуть великоватыми, штаны пришлось поддерживать руками. На вешалке у двери одиноко висела на плечиках ряса. Максим остановился, провел по ней рукой, подошел к окну.