– Ты заколебала, сука! – и, развернувшись, направился в сторону новостроек.
В последний момент из автобуса выбежала худенькая блондинка с сумками в обеих руках. Ее лицо покраснело, из глаз по щекам ползли слезы, оставляя синие полоски туши. Не в силах затормозить, она споткнулась, упала, из опрокинутой сумки вытек на асфальт кетчуп. Женщина, стоя на коленях, запричитала:
– Лучше б я сдохла! Сволочь! Какая сволочь! – но мужчина даже не обернулся.
Максим не выдержал, подошел, сочувственно протянул руку. Но женщина его оттолкнула, закричала в истерике:
– Не нужна мне ваша помощь! Мне уже ничего не нужно!
Из ссадины на ее коленке сочилась кровь, по разодранным капроновым колготкам расползлась стрелка. Женщина заковыляла к лавочке на остановке, присела.
Лицо Максима вдруг резко побледнело, он развернулся и быстро побежал в сторону виднеющихся пятиэтажек. Пробегая возле отделения милиции, Максим увидел усатого капитана, вылезающего из милицейской машины. В руках он бережно держал «его вчерашний букет ромашек», обернутый целлофаном. Увидев цветы, Максим приостановился. А капитан, протянув букет подскочившему сержанту, приказал:
– Сидоров, отнеси в лабораторию. Они были разбросаны на площадке перед входной дверью суицидницы, – и, бросив мимолетный взгляд на Максима, прошел в подъезд.
Максима как током ударило, забыв про тренировку, он развернулся и со всех ног бросился к своему дому. Подбежав к пятиэтажке, бегом поднялся по лестнице на четвертый этаж, остановился возле деревянной двери, достал ключ из-под коврика. В прихожей схватил с тумбочки спортивную сумку, вытряхнув ее содержимое на пол, стал рыться в вещах и, наконец, обнаружил конверт. Быстро пробежал глазами и побелел, обхватил голову руками и бессильно опустился на стоящий рядом стул.
Письмо, выскользнув из рук, упало на пол…
Пошатываясь, Максим вышел из квартиры. Хлопнула дверь, ключ остался торчать в замке. Бездумно бредя по району, Максим не заметил, что ноги принесли его к отделению милиции. Возле милицейской машины на земле валялась обломанная подсохшая ромашка. Максим наклонился, бережно поднял сухой стебелек. Достал из кармана записку, снова перечитал. Завернул в этот листок ромашку, свернул конвертом и убрал в карман. Весь день Максим бесцельно бродил по знакомым улицам, не узнавал их. Незаметно наступил вечер, поднявшийся ветер тяжело вез по небу огромную черно-свинцовую тучу. Она медленно, но неумолимо надвигалась на ласковое вечернее солнце. Громко зазвонили церковные колокола, лучи солнца, исчезая, прощально скользили по золотому церковному куполу. Максим зачарованно смотрел на них и вдруг, неожиданно для самого себя, свернул к ухабистой дороге и направился к церкви. Вдали, за церковью, виднелись деревянные домики, окруженные яблоневыми садами, кое-где старушки в платочках жгли костры, бросая в них собранные кучками прелые листья. Рядом Максим разглядел парники с хлопающей разорванной пленкой. «Село Качалово», – понял они свернул к погруженному в тень деревьев, огороженному деревянным забором детскому саду. Максим подошел к металлической калитке, на которой висел огромный амбарный замок. Через щели был виден деревянный корпус садика, требующие ремонта беседки и детский домик на площадке, а рядом, под двумя яблонями, вкопанная в землю скамейка. С ненавистью взглянув на замок, Максим пробормотал:
– Зачем здесь замок, откуда? Это же наша с Мариной скамейка…
Максим с тоской взглянул на нее, дернул и с силой потряс калитку. Из корпуса выглянул щуплый мужичок:
– Эй, парень, тебе чего надо?
Максим продолжал рвать на себя калитку: