– Привет. Такое дело – попал в аварию: машину разбил, сам пострадал, так что не смогу больше платить тебе за любовь. Извини.

Какие-то ненужные вопросы, восклицания.

Нет, без денег она ко мне ни ногой: так получалось по психологии – науке, к которой я всегда относился с большим уважением.

– Все – мне некогда. Прости и прощай….

Уф, одной неприятностью стало меньше. Теперь другая….

Гаишники, измерив расстояния, зарисовали план диспозиции. Потом выслушали показания. Один весело подмигнул:

– Ты не виновен, он не виноват – стало быть, судьба такая. Кого ж винить?

– Вон тот «УАЗик».

«Таблетки» и след простыл.

– Почему вы их отпустили?

Второй гаишник эрудит:

– Русь, куда несешься ты? Не дает ответа.

А потом все устроил как надо – вызвал эвакуатор, мне сказал:

– Отвезешь машину и в ГИБДД.

Вот еще проблема – куда ее деть? В гараж не затолкать, во дворе не бросить: в «пятерочке» нет целых стекол, двери повреждены – мигом разграбят. Обратился к разуму, и тот, молодчага, сразу помог. К Генке Соколову надо под окна поставить – у него свой дом как раз напротив моего балкона. И мне видать, да и любители чужого добра поостерегутся тырить – Геннадий авторитет в Увелке.

Сокол оказался дома и был непротив. Осмотрев машину, приценился сразу:

– Беру за двадцать пять, столько же вложу – продам за семьдесят.

– Не продашь, – остудил его предпринимательский пыл, – нет документов: кредит не погашен.

Поехал в город, в ГИБДД, размышляя о своем печальном будущем.

Тут уже всё решили – я виноват.

– Пиши объяснение.

– Не умею левой, – продемонстрировал распухшую кисть правой руки.

Мой отказ гаишников позабавил:

– Так и запишем – от объяснений отказался. В трубку дунем или сразу в больницу едем для принудительной сдачи крови на предмет присутствия в ней алкоголя?

А я подумал: вас бы самих в больничную палату – в ту, что с решеткою на окне. И после этой мысли со мной случилось удивительная метаморфоза – вдруг совершенно избавился от страха перед ментами. На то были причины – машины нет, права у них, и навсегда пропало желание садиться за руль. А пассажиру или пешеходу козлы с полосатыми палками да в погонах не так уж страшны. Настроение стало боевое, отчасти фаталистическое – все, что в силах моих, было сделано, а над прочим властен лишь Промысел Божий.

Подсунули протокол:

– Прочитай, распишись.

Я прочитал:

– Чего, чего? Я виноват? Окстись, офицер. Ты почему «таблетку-то» отпустил – ведь я же тебе говорил: с неё вся катавасия заварилась. Так, ясно – своих выгораживаете? Посмотрим, что скажет на это суд.

Они растерялись, я же чувствовал себя на коне – никакого напряжения в душе, лишь тело болело от травм ДТП, добавляя адреналину. Один заикнулся, что я, мол, не достаточно опытный водитель – не справился с управлением на скорости в гололед и…

– Сынок, – сообщил офицеру, – тебе ещё мамка попку мыла, когда я за руль сел.

Он подскочил с перекошенным злобой лицом:

– Да я, да я… да я тебя сейчас закрою за оскорбление должностного лица при исполнении!

Я потряс рукою, демонстрируя поврежденную кисть:

– А я скажу суду, что покалечили меня вы, понуждая подписать липовый протокол. Вы ж не повезли меня в травмпункт на освидетельствование повреждений, полученных в момент аварии. Значит эти травмы от пыток в камере.

Гаишник сел и рот открыл, глазенки выпучив.

Тут из травмпункта шерочку с машерочкой привезли – Перчаткина с подругой, а офицерик, сопровождавший их, потирал руки:

– Есть легкое, с временной потерей трудоспособности – будем возбуждать административное….

С меня мигом слетел кураж, а в голове задергалась паническая мыслишка: сейчас, в эту самую минуту решится моя судьба. Обида и стыд придавили апломб и раздавили душу – почувствовал себя вдруг самой жалкой тварью на всем белом свете. О суетливом менте с презрением подумал: наверное, премию получит гад – ишь, как ликует.