Полный облом. Заканчиваю вечер, смотря “Инспектора Деррика” по-итальянски у себя в номере. Может, я заблудшая овца?

пятница

Какое горе: на ВДМ крайне мало прыщавых очкариков в сандалетах. Их прикид состоит в основном из соломенных шляп и желтых бандан. Само собой, мне попался один монах во вьетнамках, исполнявший дьявольский (если можно так выразиться) рок, но и только. Гораздо удивительнее были близняшки Моники Беллуччи, распевающие: “Благодати полная и любви-и-и”, наверняка эти создания посланы сюда самим сатаной, дабы посеять вечернюю смуту. (К счастью, 300 передвижных исповедален предусмотрены на случай появления грешников.) Их зовут Мартина и София. Я забил им стрелку на крестном пути для сеанса евхаристического бичевания:

– Благословенны будете среди жен, сие есть тело мое, которое вам отдается и многим. Истинно говорю вам, берите мой сэндвич и ядите его все…

И вот тут произошло что-то странное. От такого жалкого богохульства у меня закружилась голова. Зрение затуманилось, я услышал звон колоколов и подумал: что это – долгожданное откровение или просто я в стельку пьян?

суббота

Пока что вместо гласа божьего раздается звонок мобильника. Спросонья еле ворочаю языком. Отправлюсь сейчас с инспекцией французских владений – в полностью отреставрированный дворец Фарнезе и на виллу Медичи цвета слоновой кости. Вот бы мне свой фасад подремонтировать. Может, Блез Паскаль выиграл свое пари?[27] Я так хотел бы во что-нибудь верить. Я наплевал на ночные бдения ВДМ и зажигал в римских клубах: в “Уэйв” (виа Лабикана), в “Радио Лондра” (на Монте-Тестаччо), но главное, в “Алиби” (адрес тот же), где тусуются нехристи-гомики, – мне пришлось здорово потрудиться, чтобы наставить их на путь истинный. Я даже прокричал клеившей меня драг-квин:

– Vade retro Satanas![28] Нечестивица! Преклони колени перед Господом твоим!

Но она попыталась расстегнуть мне ширинку, и я отправился спать.

воскресенье

Бог есть любовь. Он простит мне прегрешения мои. Дни, проведенные в Риме, помогли мне понять истинный смысл выражения “Бродит как неприкаянный”. Восхищаюсь руинами, мне подобными.

понедельник

Шляюсь в лиловых вельветовых штанах. В один прекрасный день все наденут лиловые вельветовые штаны. Так мне заявил Людо, мой здравомыслящий друг (жена, дочь, “рено-эспас”). Мы часто вместе надираемся: я – чтобы забыть, что у меня нет ребенка, он – что он у него есть. (И оба – чтобы забыть, что носим вельветовые штаны в разгар лета.)

вторник

Говорят, в Сен-Тропе Режина влепила пощечину Эмманюэлю де Бранту[29]. Отличное посвящение в рыцари. Пощечина Режины – это все равно что медаль, диплом, гарантийное свидетельство о чувстве юмора. В конце августа завсегдатаи возвращаются в кафе “Флор”: Кьяра Мастроянни улыбается зеркалу, Рафаэль Энтовен[30] поглаживает подбородок Карлы Бруни, Джереми Айронс тискает жену, Андре Тешине молчит, Каролин Селье смотрит на меня. Я тоже скоро стану знаменитым и надеюсь, что придет мой черед схлопотать от Режины пощечину.

среда

Ужинаю с мамой. Рассказываю ей об острове Ре.

– Представляешь, на пляже вместо “пора полдничать” мамашки кричат: “Ланцелот! Элуа! It’s ням-ням time!”

Смеемся. Потом она затрагивает тему, которой я пытаюсь избежать:

– Ты что, по-прежнему встречаешься с этой Клер?

– Нет. Мы все время ругались. Бросали друг друга. Поговорим о чем-нибудь другом. У нее крыша поехала. Неинтересно. И вообще мне плевать. Между нами все кончено.

– А… ты, значит, так сильно в нее влюблен…

четверг

Пенелопа в Каннах. Она звонит, чтобы сказать, что скучает по мне на разноцветном пляже. Она валяется между двумя жирными телами с золотыми цепочками на шее. Тела едят чичи