– Не спеши, – шепчет отец. – Нет их, Яшенька. Убили их немцы проклятые. Всех в гетто загубили: родителей твоих, Розу, племянников, жен братьев. Никого не пощадили – ни стариков, ни детей. Облавы на евреев по всему городу были и днём, и ночью. Страшное время было. Сынки твоего брата Натана – Игаль, Гай и Гарик сынок Вениамина рвались на фронт, но их не взяли. В военкомате сказали: «Не доросли до войны».

А они взяли и сбежали втроем с военным эшелоном. Больше о них никто, никогда ничего не слышал. Разбомбили эшелон этот, отъехать не успел от вокзала.

Окаменел Яков, онемел. Смотрит на свои окна. Котомку из рук выронил и медленно в дом вошёл. А потом оттуда такой крик раздался…

В этот день умерла его душа. Страшно умирала – кричала, выла, рыдала, звала всех родных поимённо.

До войны он был одним из лучших портных в городе. Роза во всём помогала ему. Он кроил, она сшивала, что вручную, что на швейной машинке. Потом отглаживала всё аккуратно. Какие костюмы шили они вместе, а платья! Всё мечтали открыть ателье «Фукс и Роза». Яков сильный человек. Заставил себя жить, работать. Никогда не пил, не курил. Что вы знаете, молодые? Через полгода после окончания войны разыскали Якова люди, спасшие Аркашу. Какая это была встреча! Ангелы рыдали на небесах. А уж, как радовались дядя и племянник. Единственных два родных человека, пережившие ад войны, оставшиеся в живых от огромной, счастливой семьи. Так и растил Яков племянника, как сына родного. Образование дал ему. Жениться решился во второй раз. Ева была хорошей, доброй женщиной. Вдова. Её дочки сильно любили Якова. Дружно они жили, по – человечески. Но один раз помню, разоткровенничалась покойная Ева с матерью моей. На кухне они говорили, я и подслушала. Жаловалась она, что ночами муж её Яков Хаймович, Розу свою зовёт, зовёт и плачет во сне. Не забыл он своей жены первой. Всю жизнь любил только её, а Еву уважал сильно. А ты говоришь «весёлый человек».

– Почему же он не скажет правды, что все умерли! Зачем придумывать то, чего нет на самом деле? Не он один пострадал в годы войны! – не унималась женщина. – Странно, очень странно, – она встала и ушла.

– Для Якова они все живы, – произнесла Клава, – родители, братья, сестра, его любимая Роза, жёны братьев, их дети. Он остался с ними в прошлом. С ними его душа, а тело здесь ожидает своего последнего часа. Придумывая о них истории, как о живых, он продлевает их жизни, проживая и свою рядом с ними. Пусть в рассказах, но с ними. Я думаю это даёт ему силы жить. У каждого из нас своя душа, понимать надо.

Клава тяжело поднялась со скамейки, подобрала с земли авоськи и поплелась в сторону дома, бормоча на ходу:

– Господи, есть ли ты?

Открылась и закрылась дверь квартиры за старым Яковом. Затих старый одесский двор, готовясь к ночи.

Он сидел на кровати, глядя на комод, на котором горели две свечи, освещая лица на старых семейных фотографиях. С них на Якова смотрели молодые мать с отцом, его братья, Аркадий, приёмные дочери, внуки, вторая жена – Ева. С портрета улыбалась Якову его единственная земная любовь, его Роза. Со старого патефона звучала тихая мелодия его любимой песни. Губы старика шевелились, он тихо пел, не отрывая взгляд от родных лиц, улыбаясь прошлому, называя его по именам.

– Роза, мэйдалэ моя, мэйдалэ (девочка). Отец, мама, Семён, Веня, Мойша, Фима, Даня, Залман, Натан, Мендель, Юлик, Арон, Беня, Сеня, Симха – малышка папина. Племянники, мальчики мои рОдные: Игале, Гай, Давидик. Ви здесь со мной, – пламя свечей вздрагивало, вздыхало, выпуская на волю маленькие снопы искр. – Ми скоро встрэтимся. Я жду этого так давно. Ой, вей, ой, вей. Ещё чуть-чуть потерпите. Только бы дожить до Песах (Пасха), обнять дочерей, внучек, а потом ещё чуть-чуть дожить до Нового года, увидеть Аркашу. Больше ничего не желаю. Больше ничего. Вей. Ой, вей, жизнь моя. Ой, вей…