– Ружье новое, говорят, купил, Андрей? – спросил Женька.

– А ты не видел? – удивился я. – Весной еще обновил. Сейчас покажу.

Я достал из шкафа двустволку и подал Женьке. Джо стал вертеть ее с видом знатока, переломил, посмотрел на свет. Я знал, что стволы у меня вычищены до зеркального блеска, так что стыдиться нечего. Поговорили немного об охотничьем оружии. Татьяна продолжала смотреть фотки.

Гости поднялись и стали прощаться. Что станет делать Татьяна? – интересовало меня больше всего. С трепетом я ощутил, прощаясь с Гошей, взявшим Рому под ручку, с Женькой и Хустовым, что девушка остается рядом со мной и не торопится уходить.

Кто-то вкрутил лампочку на столбе, поэтому было достаточно светло. Четверка не успела от нас отойти далеко, когда перед ними вырулила из переулка явно нетрезвая парочка.

– О! Савроська! – резко окрикнул Гоша. – Никотиныч! Отдыхаем, молодежь?

Я видел, как Рома, высвободившись от Гоши, пошел вперед. «Если останусь, я за себя не отвечаю», – вот как я расценил бы этот нетерпеливый жест. Рома видел, что общительный Гоша надумал поболтать с пацанами, которых он не любил. Так оно и вышло.

– Все пьешь, Саврося? А ты, Никотиныч, чего? Ты же вроде бросил?

– Немного выпили, дядя Гоша…

Татьяна вдруг сказала мне:

– Я пойду.

Не знаю, что произошло, но я был уверен, что ее настроение отчего-то явно изменилось.

Следующим утром «будильник» тоже не подвел. Услышал стук в окошко. Повезло, повезло Валерию Витальевичу!

– Андрюха!

Уже открывая дверь, я вспомнил:

– Толик! Елки-палки! Ты про меня не забыл?

– А я все помню, я был не пьяный, – пропел в ответ Толик из Высоцкого. – Не суетись, я подожду. Бутерброд хоть съешь! – великодушно разрешил.

– Меня в Бродах накормят. Или я не знаю дедушку Алекса!

Когда Толик вывел свой оттюнингованный «уазик» на трассу, я понял, что и в лице Гошиного брата мне не найти исключение из правила: «Какой же русский не любит быстрой езды?»

– Значит, теперь ты у нас – пан директор? – спросил Толик, выжимая из своего автомобиля все, что можно.

– Это называется без меня меня женили! – признался я ему. – Я, конечно, сделаю все, что могу, но насчет официального директорства, это явный перебор!

– А Гоша считает, что нет.

В Плодовихе я поблагодарил Толика за то, что довез в целости и сохранности. Спустившись по песчаной дороге под гору в долину Чернявки, я пересек речку по высокому мосту, по которому, к счастью, перестали ходить лесовозы, так что он еще послужит. Мурлыкая себе под нос песенку солдата из фильма «Старая сказа», я углубился в лес.

Дорога, наконец, расширяется, видны первые почерневшие дома. Справа, когда выйду на поляну, покажется дом Матвеевых, в котором родилась традиция с шоколадкой.

Вот и он. И – кого я вижу! По тропинке, следующей от Лапшанги, топает товарищ Суков. За ним след в след, одна за одной, – три кошки, хвосты трубой. Суков возвращается с рыбалки, на плече удочка из орешника. Я не промахнусь! Фотоаппарат в моих руках появляется быстрее, чем кольт в руках ковбоя. Есть исторический кадр!

– О-кхе-кхе! Здорово! – приветствовал меня местный абориген поднятием руки. – Как оно, ничего?

– Помаленьку, – ответил я в тон ему. Как меня зовут, Суков вряд ли помнил. – Как рыбалка? Что елец?

– А! Твою мать, не клюет падла! За все утро… – Товарищ Суков приподнял пакет.

– Ну, ничего, – оценил я. Действительно, мне бы для удовольствия такого улова хватило. Когда же вопрос стоит о пропитании, ворчание рыболова можно понять.

– К Михалычу? – спросил Суков. – Сетку проверяет. Я от бани отходил, он к озеру пошел. – Суков потопал к своему дому, кошки – за ним.