– Странная ассоциация, – удивилась Айви.

– Это не ассоциация, а аналогия, – поправил Николай. – Ведь что есть радио?

– И что же?

– Ну вот вы, допустим, любите музыку и можете поставить флешку или диск с тем, что вам нравится. Иглз, Чайковский, кого вы там ещё перечисляли? А можете поступить по-иному – включить радиостанцию. И, допустим, она вещает в избранном вами стиле. Рок там или джаз. Но всё равно одни композиции вам нравятся больше, другие меньше, третьи вовсе не нравятся. Но вы-то не выбираете, выбирают за вас. Тем не менее покорно слушаете. Так и тут со вкусами.

– Понимаю.

– Однако и в радио имеется своя привлекательность.

– Какая же?

– Иногда забываешь какую-нибудь старую песню, а тебе неожиданно напоминают о ней. И от этого возникает двойное удовольствие, резонанс. На, собственно, музыку накладываются личные воспоминания. Контекст, подтекст. Вот и теперь, почувствовав вкус крыжовника, я вспомнил детство, деревню, рыбалку. А ведь я не ел его с тех самых пор, просто в голову не приходило.

– Это так трогательно, – улыбнулась Айви, на этот раз вполне искренне.

Но Николай не дал бы на отсечение голову, что не услышал контрапункта сарказма.

Назвать дорогой этот путь можно было лишь условно – по сути, они ехали по высохшему руслу ручья, частью каменистому, частью глинистому, на их счастье, засохшему и подмороженному. Повсюду торчали разного размера камни, заставляя фургон подпрыгивать или переваливаться с борта на борт. «Транспортёр» часто пробуксовывал на влажных или покрытых изморозью валунах, шёл юзом, но всё же, урча мотором, понемногу продвигался вперёд. В горы уже пришла зима, и хотя снега ещё не набралось для перекрытия путей, иней выбелил большую часть склонов, между которыми они двигались. Солнце вернуло природную черноту некоторым фрагментам поверхности, так что теперь пейзаж напоминал ломаные формы и цвета корабельного камуфляжа. Николай с удовольствием вдыхал через щель в окне горную свежесть, рассматривал скалы, ожидая что вот-вот из какой-нибудь щели поднимется бородач с автоматом или гранатомётом и нарушит безмятежность ущелья дурацким выстрелом. Айви время от времени произносила амры, призванные скрыть их от чужих глаз, но чувство безопасности не приходило. В конце концов, на обычную мину отвод глаз не подействует. Нет у мины глаз потому что. Однако им повезло. Мин на дороге не оказалось, и хотя их заметили какие-то инсургенты, случилось это под самый конец путешествия.

Автоматная очередь прошла выше фургона, взметнув султанчики снега и каменной крошки на противоположном склоне. Николай по звуку попытался определить, откуда стреляли, но эхо сбивало с толку. Айви прибавила ходу, рискуя оторвать подвеску или перевернуться. Но всё обошлось, и, прежде чем неизвестный стрелок внёс правку в прицел, «Транспортёр» въехал в пещеру.

– Всё. – Айви выскочила из кабины. – Сюда они не сунутся.

– А если…

– Тогда мало не покажется. Мирозданию лучше не наступать на мозоли.

– А мы?

– Нам можно. У нас дело. И пропуск. – Она качнула перед ним медальоном.

Они двинулись в глубь пещеры, игнорируя боковые ходы и постепенно спускаясь. Пятый или шестой по счёту зал наполняло слабое свечение, которое Николай затруднился сравнить с каким-либо известным ему феноменом. Одна стена – с относительно ровной поверхностью – была сплошь исписана знаками, рисунками и размытыми силуэтами, словно кто-то пытался рисовать копотью от свечи. Среди букв и знаков Николай приметил знакомые, но их оказалось немного. Что же до рисунков, то такие можно встретить на форзаце любой книги по антропологии: рогатые животные спасаются бегством от людей-охотников; люди окружили большое животное и тыкают в него копьями; отпечатки ладоней.