— И как? — спрашивает следователь. — Рассмотрели?

— Да, — киваю с воодушевлением, всеми силами пытаясь скрыть разочарование, что собственной работы я там так и не увидела. Делаю себе пометку об этом тоже спросить у подруги. Ох, чувствую, нас ждет долгий разговор. Главное, чтобы меня отсюда выпустили для начала. А то запишут еще в сообщники и все, небо в клеточку, форма в полосочку и буду вместо картин на заказ тюремные стены облагораживать выцарапывая морские пейзажи ржавым гвоздем.

— Ладно, — машет он рукой, — мы с вами еще свяжемся. Из города просьба не уезжать, будьте на связи.

И мне бы радоваться, что свобода замаячила на горизонте, но вместо этого я ляпнула:

— Подождите! А как же фоторобот?

— Прошу прощения? — Алексей Григорьевич уже успел снять очки с переносицы и теперь забавно щурится, протирая их краем рубашки.

— Фоторобот, — повторяю я. — Вы же у меня не спросили ничего о его внешности.

— Камилла Вячеславовна, вы же сами сказали, что преступник был в маске. Да и на видео из кабинета Суворова это тоже видно.

— Да, в маске. Но глаза и рот-то были видны.

— Хорошо, — неохотно соглашается следователь. — Наши спецы уже составили словесный портрет по записи с камеры, но может вы сможете что-то добавить. Пройдемте.

Мы выходим из кабинета и быстрым шагом направляемся дальше по коридору. Алексей Григорьевич открывает синюю деревянную дверь и с порога, не здороваясь, заявляет: — У нас тут свидетельница хочет фоторобот составить.

Все трое молодых мужчин переводят глаза на меня и один из них кивает на стул рядом со своим столом.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Игорь.

— Камилла, — представляюсь я.

Алексей Григорьевич не спешит покидать кабинет. Тоже подходит к столу, берет листок и зачитывает вслух: мужчина, рост метр восемьдесят, спортивное телосложение, глаза зеленые.

Я заглядываю в листок и вижу фотографию, сделанную с видеозаписи. Изображение, на удивление, цветное, хотя я привыкла, что камеры наблюдения обычно записывают в черно-белом формате.

— Рост скорее метр восемьдесят пять, — уточняю я. — Телосложение, действительно, спортивное, массивная шея. Над правым глазом небольшой шрам. Старый. Только небольшая белая точка осталась, как будто от ветрянки. Брови темные, кустистые, он явно брюнет. Нос длинный, греческий.

— Секундочку, — прерывает мой монолог следователь. — Преступник был в маске. Какой нос?

— Длинный, — повторяю я. — Маска была, да. Но она же обтягивала лицо, то есть можно легко догадаться о форме носа.

— Камилла Вячеславовна, мы тут серьезными делами занимаемся, а не догадки строим.

Я вздыхаю, но сдаваться не собираюсь. Беру со стола молчаливого Игоря чистый лист, вытаскиваю карандаш из пластикового стакана и начинаю рисовать.

Форма головы мне дается легко, маска плотно прилегала, значит объемная шевелюра сразу отпадает. Возможно, наш преступник вообще лысый. Глаза, нос, губы — это тоже легко. А вот над формой скул я застываю, пытаюсь вспомнить каждую мелочь, насколько плотно прилегал материал маски, а где, наоборот, топорщился. В итоге рисую острые скулы и мощный подбородок.

В какой-то момент Игорь встает со стула и пристроившись за моей спиной, тщательно следит за прогрессом. В глазах интерес. А вот Алексей Григорьевич всем своим видом излучает скепсис и когда я заканчиваю, выдает:

— Отличные художественные способности, не спорю, как и воображение. Но к нашему преступнику ваш портрет вряд ли относится. Мужчина был в маске! Как вы нам предлагаете ориентировку разослать? Со словами “возможно”?

— Почему бы и нет, — не хочу отступать. — Можете вообще ничего не рассылать, а оставить для себя. Если, конечно, планируете его ловить.