Запас топлива на этом самолете позволял выполнять маршрутные полеты более двух часов. Через год нас пересадят прямо на фронтовой реактивный бомбардировщик, а пока надо было осваивать навыки полетов по приборам, работать одновременно без автопилота за летчика и штурмана. Изучив зону полетов, все курсы и расстояния между поворотными пунктами маршрута, как свою казарму, курсант допускался к полетам. После освоения упражнений по высшему пилотажу нам уже казалось, что мы чувствуем себя в самолете как на своей железной койке. Однако, когда началось обучение полетам по приборам в маршрутном полете, и инструктор дал команду закрыться брезентовым колпаком, чтобы не видеть землю, я сразу почувствовал себя, как кот в мешке. Поначалу мне казалось, что все время я лечу боком, хотя стрелки авиагоризонта показывали только незначительный крен.

«А высоту кто держать будет?» – раздалось в шлемофоне. Я потянул ручку управления «на себя» – проскочив заданную высоту, я снова упустил крен самолета. Теперь мне казалось, что я лечу уже вниз головой, – пора собраться, брать себя в руки. Я почувствовал, как комбинезон, надетый из-за жары на голое тело, начал прилипать к спине. Смахнув левой рукой застилающий глаза пот, я заставил себя верить только показаниям приборов, а не своим ощущениям. В следующих полетах меня уже так не крутило. В маршрутных полетах вместо инструктора сидел курсант. Можно было спокойно глазеть по сторонам и обмениваться впечатлениями по внутренней радиосвязи. Нам с Юрием повезло – мы напросились в одну группу и летали по маршруту в одном экипаже. Казалось, что теперь мы уже были готовы летать в облаках. Но вход туда был строго заказан – только визуальный полет. Однажды, полагаясь на полученные навыки полетов по приборам и знание маршрута, мы все же в облака влезли. До поворотного пункта оставалось минут двадцать – не поворачивать же назад. Радиокомпас работал устойчиво, и мы, как опытные асы, точно вышли на все поворотные пункты и вернулись на аэродром.

Еще в самом начале учебы мы с Юркой решили, что будем летать только на бомбардировщиках. А это требует особых тренировок. И вот на каждый рейс, втихаря от инструктора, мы проносили в кабину пару заранее приготовленных кирпичей. Пролетая над участком реки Куры и убедившись в отсутствии людей и лодок, с креном и скольжением на крыло мы валились вниз, громкими воплями имитируя зловещий вой бомбардировщика. Свободный от пилотирования Юрка открывал фонарь кабины, доставал кирпич и с остервенением, словно на батарею противника, швырял его за борт. Я выходил из «пике», и атака прекращалась. Довольные собой, мы продолжали полет по программе.

Так прошло длинное кавказское лето. Пожелтели листья на деревьях, натыканных вдоль дорожек нашего училища, и только какие-то южные плоды с двумя крылышками – «курсантские слезы» – каждое утро не давали покоя нашему начальству. Их то и подметали по два раза в день курсанты, схлопотавшие наряды вне очереди. «И почему не финики», – сетовали мы. Вторая беда – это слишком ретивый заместитель командира полка по строевой подготовке майор Пагосов. Когда взвод под командованием старшины, маршируя к столовой, уже чувствовал запахи кухни, из-за какого-нибудь куста, как черт из коробочки, выскакивал майор. И как бы мы не старались маршировать, каждый раз слышали одну и ту же команду: «Взвод, стой! Кругом! Щагом марш!» (майор был из местных, а строевую любил, как мать родную). В столовой, заложив руки за спину, выпятив вперед, как Муссолини, нижнюю губу, майор прохаживался вдоль столов, внимательно наблюдал за нами и, если замечал, что кому-то из курсантов не понравилась еда, забирал алюминиевую чашку и направлялся на кухню. И – горе кухонной бригаде! Доставалось всем. И, надо сказать, за это его уважали. Это был настоящий пехотный строевик, не на словах, а на деле заботившийся о своем войске. Однако его педантичность и требовательность не знали границ. Наряды вне очереди сыпались на нас, как из рога изобилия. Увернуться было невозможно. И мы снова таскали, чистили, возили, грузили. И только дождавшись его отпуска, вместо дневного сна мы с Юркой стали ходить на спортплощадку, чтобы продолжать заниматься боксом. В три часа дня под палящим южным солнцем это было нелегко. Намахавшись до седьмого пота и сполоснувшись под душем, мы перелезали через забор училища и заходили в рядом стоящий ларек, где всегда была холодная минеральная вода «Арзни». Купив там же пару кило дешевого винограда, усаживались где-нибудь в тени и восстанавливали потерянный на тренировке водный баланс. К подъему мы были снова в казарме. В субботу и воскресенье нас уже не гоняли на земляные работы, и мы гуляли по городу, познавая восточный колорит жизни. Отношение к нам со стороны местных жителей было скорее нейтральное, чем доброжелательное, однако никто никогда никого не обижал. Да и среди курсантов были представители всех республик нашей страны. Через год кончился и кавказский период обучения. Мы с Юркой опять в общем вагоне, с пересадкой в Тбилиси на Москву, а там на Свердловск – в отпуск.