Спасена, подумал он. Спасена, но надолго ли?

Он сделал длинный и глубокий вдох – чуть ли не две минуты он не дышал вообще, настолько он забылся, борясь за жизнь своей пациентки. Только теперь он смог взглянуть на Сару. Полупрозрачная жидкость потихоньку перетекала из колбы капельницы в вену на руке девушки. Рука эта была настолько худой, что ее можно было обхватить большим и указательным пальцами. Доктор остановил взгляд на мертвенно-бледном лице девушки. Даже губы у нее были белые. Он стал подробно ее рассматривать, с головы до ног. Груди у нее не было, только два соска обозначали то место, где она могла бы быть. Сквозь впалый живот проступали кости таза и бедер, на которых не было ни малейшего слоя плоти, на которых не было ничего. Ему подумалось, что вот эта яма вместо живота – это некий антипод беременности. Возможно, этот ввалившийся живот можно принять в качестве эмблемы всех анорексичек. Он, проваливаясь все глубже, вытесняет женское естество, уничтожая ее природное назначение давать жизнь. Метью поднялся, ощущая, как наваливается на него усталость и внезапный страх за то, что Сара могла умереть.

– Давай, Люсио, положим ее на кровать.

Метью приподнял ее за подмышки, а санитар осторожно просунул руки под колени девушки. Они вдвоем аккуратно положили ее на кровать, тогда как Соня следила за тем, чтобы не выскочила иголка капельницы. Метью распорядился, чтобы под голову пациентки подложили еще одну подушку.

– Люсио, теперь кто-то должен постоянно находиться здесь и иметь разум и смелость самостоятельно принять решение.

– Слушай, Метью, эта девчонка не заслужила того, что с ней случилось. Ее отец порядочная свинья. Раз у тебя такая дочь, так нужно о ней заботиться. Если ты не против, я хотел бы дежурить у нее. Моя смена заканчивается в четыре часа, а потом до утра я могу побыть с ней. А завтра я отчитаюсь о том, как прошла ночь.

– Ладно, посмотрим, но в первую очередь нужно следить за тем, как будет проходить кризис. А сейчас надо взять у нее анализ крови и направить его в лабораторию, мне надо знать содержание калия, и не позже чем через час. Каждый час измеряй давление. Собери мочу, я отправлю ее на исследование прямо сейчас. Мне нужно знать, сколько жидкости она получает и сколько выводит, с точностью до миллилитра. Сейчас мы спасли ее от сердечного приступа, а в другой раз она может проскочить у нас сквозь пальцы от отека легкого.

Люсио кивнул головой, соглашаясь с мнением шефа, затем пристально посмотрел на него:

– Я знаю, что ты задумал. Ты хочешь как можно скорее поставить ей гастрологический зонд.

– Само собой разумеется! – взорвался Метью. – Вот уже две недели она лежит в нашей клинике, а результатов – никаких. Ты хочешь, чтобы я устранился и дал ей умереть?

– Ты отлично знаешь, – Люсио в свою очередь повысил голос, – что зонд – это не решение проблемы. Каждый раз после него они все набирают вес, возвращаются к себе домой, а потом, месяца через два, опять к нам, все у них начинается сначала. Ну а мы снова ставим зонд, в общем – замкнутый круг. И только в тот день, когда они начинают есть сами, только тогда мы можем надеяться не увидеть их здесь снова! Но решить, есть им или не есть, могут только они.

– И что! Все это не причина, чтобы не прибегнуть к зонду еще раз.

– Нет, Метью, уверяю тебя, с этой девочкой совсем другой случай. Мне кажется, что если кто-нибудь, во всех подробностях, расскажет ей о том, как сегодня у нее остановилось сердце, она начнет есть. Вот увидишь.

– Люсио, этот зонд заставляет страдать тебя, а не ее. Что, по-твоему, я должен сейчас делать? Подкармливать ее глюкозой через капельницу и ждать, пока, через некоторое время, она не умрет? Второй раз нам не удастся вернуть ее с того света!