Схожусь ближе с Мишиным. Готовимся поступать в один институт, вместе учим билеты, решаем задачи. Перекур на балконе – строго по часам. Мишин пунктуален до занудства. Приходится попутно осваивать новую для себя науку – дипломатию. Сглаживать углы, не реагировать на резкие и прямые суждения упрямого Мишина, не отвечать ему в том же духе, уступать. И, удивительная вещь, «дипломатия» приносит плоды – Мишин перестает меня «бодать», делается мягче. С ним становится возможным нормально общаться, и уже реже хочется его прикончить, нежели на «заседаниях» «шахматного клуба».

Мишин молодец все-таки. Отчасти мне его жалко – один в поле воин. В отличие от меня, не занимался ни с какими репетиторами. Я – по физике. Математичка Гульнара у нас итак была – супер, правда характером – монстр, но, наверное, иначе не бывает. Никто над Тарасом не стоит, в попу не дует, не создает особые условия. Все сам, сам. Правда, и чести будет больше, коли поступит. Смог ли я бы так, без маминого нацеливания, не уверен.

Почему я выбрал технический вуз, Институт инженеров водного транспорта, сам не знаю. Интерес к технике исчерпал, кажется, еще на стадии детских конструкторов, которые дарил мне крестный, начальник моего отца в редакции и его близкий друг. Такие конструкторы еще достать надо было! Сосед Рома, сын дяди Жоры, четырьмя годами раньше сумел поступить в этот институт. Проходной балл там не слишком высок был – сумел набрать, хоть звезд с неба в школе не хватал, учился на «три» и «четыре». Я все же – на «четыре» и «пять». Ну, и Мишин сюда нацелился, и еще один наш одноклассник. Я – за компанию с ними, можно сказать. Иначе – в армию. Я не сильно ее боялся, армии, ведь совсем от нее все равно не отвертеться – только отсрочку на пять лет получить, но проникся маминым убеждением, что нужно получить высшее образование, и отнесся к подготовке серьезно.

В итоге подарил своей маме самый большой в ее жизни праздник, после моего рождения, вероятно, – она плакала от счастья! Сам тоже был удовлетворен, конечно, узнав о том, что зачислен, но, куда более спокоен, нежели моя мама. Это, вне всякого сомнения, была больше ее заслуженная победа, нежели моя.

А вот Мишину не повезло – полбала не хватило. Тем более обидно, что он помог мне на экзамене по математике, – нашел ошибку в решении тригонометрического уравнения. Я сам никак не мог, глаз намылился, как у утомленного разведчика, если вспомнить Володю Шарапова. И третий наш друг тоже чуток не дотянул. К огорчению друзей, в этот год необычайно много народа в абитуриенты после рабфака поперло, а тем лишь бы на тройки сдать. Еще – медалисты. В результате, для всех прочих, кто шел на общих основаниях, конкурс оказался весьма высок. Однако выяснилось, отчаиваться рано друзьям – их взяли кандидатами в студенты! Прежде мы и не слышали про такой «институт» – кандидатов. Их гоняли по хозработам и прозвали рысаками. После первой же сессии часть рабфака благополучно отсеялось, не потянув, и наших «рысаков», Тараса и Боба, зачислили в студенты по-настоящему.

Боб – это Боря Конников. Как и я – с первого по десятый в одной школе, соль класса, можно сказать. Он долго был добродушным толстяком, которого «жали на масло» – втиснув в угол толпой, давили, он хохотал. Учился хорошо. К восьмому Боб постройнел, возмужал, учиться стал хуже, дал кое-кому в морду из тех, кто жал его на масло, избавился от комплексов, освоил игру на гитаре, у него обнаружился прекрасный голос. Ни дать, ни взять – Элвис Пресли (Боря на него и внешне был похож). Одноклассницы пищали. В спортивном лагере Боб наставлял нас с Кобзевым, каким образом следует вызывать у себя эякуляцию. Я по скромности остался сторонним наблюдателем на практическом занятии, а Кобзев принял живейшее участие.