Девчонки нарезали колбаску, хлеб и овощи. Стаканов не было, поэтому бутылку водки пускали по кругу, как трубку мира. Почувствовав себя хозяином положения, Гарик принялся рассказывать о пещерах и подземельях, в которых ему довелось побывать.

– Самое разнообразное по рельефу и неожиданности место – это Сретенка… Сретенский холм. – буквально изобилует старинными подвалами и подземельями… Вот там-то я душу отвёл…

– В смысле своей «чёрной археологии»? – ухмыльнулся Цыган, сладко затягиваясь сигаретой и поправляя котелок на спиртовке.

– И в этом смысле тоже. Пожалуй, там мы нашли самые интересные вещи.

– Например? – поинтересовалась быстро захмелевшая Ляля, прижимаясь к Васильеву.

– Много разного, – уклончиво ответил Чернуха, потупившись на пламя светильника, стоявшего по центру каменного стола, – я тогда салагой был, мне мало что перепало, а вот ребята с месяц что-то таскали. В общем, нельзя мне об этом рассказывать, слово дал.

– А что там за подземелья? – настаивал Царевич.

– Особенно ближе к бывшей Сухаревской башне… там такое творится…

– Ну не томи, рассказывай, – толкнула его локтём Ольга, сидевшая между Гариком и Андреем.

– Там нормальному человеку делать нечего… труба… крышу мигом снесёт. То сгустки такие серые вдоль проходов летают, колются, всё тело от них наэлектризовывается… Или видения приходят: то в одном углу высветятся, то в другом… А однажды со мной разговаривал старец. Ребята говорят: это сам Брюс мне явился…

– Да брехня это всё, Брюс птицей оборачивается, он в подземельях не бывает, – авторитетно заявил Вождь, оглядывая всех хитрым взглядом.

– А вот и неправда! Это в простонародье так принято считать. Он – дух и может принять любое обличье. Он там свою подземную мастерскую охраняет. Отпугивает лохов. А меня научили: духов не надо бояться, тем более бежать… Тогда в Кащенко сто пудов попадёшь. Нужно смело им в глаза заглянуть и спокойно спросить: мол, кто ты, чего от меня хочешь? Он либо растворится, либо в доверительный контакт с тобой войдёт… А это – лучше любого клада!

– Так он с тобой в контакт и вошёл? – недоверчиво спросил Вождь.

– Представь себе, вошёл, – зло огрызнулся в ответ Васильеву диггер, – но только себя он так и не назвал, его кто то другой из темноты позвал: то ли Архипом то ли Агрипом…

– Агриппа? – воскликнул Царевич, и глаза его осветились вспышкой неимоверной догадки.

– Да, вроде Агриппой, – оживился Чернуха, – а ты откуда знаешь?

– А собака, такая чёрная, была с ним?

– Да и не собака это была вовсе, а тот самый сгусток тёмный возле него всё висел… А с чего ты взял, что собака должна была быть с ним?

– Так, из сказок друидов, – уклонился от ответа Царевич, делая глубокую затяжку и выпуская дым из носа. – А всё-таки, о чём он тебе говорил?

– Молитве одной научил…

– А какой? – в один голос вопросили девчонки.

– Не скажу! Нельзя! – отрезал Гарик, и в пещере повисло тягостное молчание. Андрей по-прежнему хранил молчание, обнимая за плечи Ольгу и оглядывая своды пещеры.

– Ну ладно, расскажи чего-нибудь ещё, – впервые вошёл в разговор Горбачёв.

– Да там столько всего, что и за месяц не расскажешь… Один раз мы пробили кладку примерно в середине Большой Лубянки и попали в гигантский колодец. Такой вони я в жизни не помню. Оказалось – подземное кладбище Лубянской тюрьмы. Там скелетами этот колодец забит до половины. Метров сто глубиной. Представляешь, сколько людей загубили? Причём, наверное, не самых плохих людей, старик!

– А вас там кэгэбэшники не сцапали? У них за такую находку – сам туда упасть можешь, – выдохнул Горби.

– Да что колодец, мы там один раз вообще через какую-то вентиляцию попали в подземный переход между домом номер два (Старое здание КГБ на Любянской площади) и домом номер четыре (новое здание, такое чёрное, рядом с «Детским миром»). В щель смотрим: а там люди в галстуках ходят с папочками красными. Вот тогда мы конкретно обосрались, рады были, что ноги унесли…