Н. Ф. Федоров также упирал на особое отношение исследователя к родственному вниманию (определение из дневников М. М. Пришвина, прекрасно знавшего работы философа) по отношению к останкам прошлого, без которых невозможно «братское» воссоединение живых с предками. Коренное различие во взглядах Забелина и Федорова кроется в их понимании ведущей движущей силы Истории. Забелин полагал, что «общество и государство суть такие же организмы, как и каждая живущая особь, а потому они и не могут жить иначе, как тем же законом каждого организма, т. е. поедая все частное во имя своего общего. В борьбе общего с частным и заключается вся история человечества» [Забелин, 2001. С. 170]. У Федорова личное в Истории довлеет над родовым, у Забелина – родовое над личным. Тем не менее очевидно, что оба они мыслили в рамках христианской этики, в отличие от К. М. Бэра.

Основной вывод из приведенных сопоставлений видится в том, что в России середины – второй половины XIX в. идеи, в чем-то схожие с мыслями Н. Ф. Федорова относительно роли и места археологии в обществе и в системе наук, уже бродили в умах великих русских ученых, но отчетливо и комплексно они были сформулированы им самим без заимствования у кого бы то ни было. Парадигма и пути развития археологической науки были определены мыслителем верно; этой парадигмой направляется развитие науки и в наше время (с постоянным включением в ее вспомогательный аппарат новейших достижений других наук), ею оно будет определяться, вероятно, и в «грядущие времена». Сам философ особо упирал на то, что его волнует не современное ему состояние научной мысли, а пути ее совершенствования. В работе «Будущее, или Что дóлжно быть» мыслитель писал, что крайне важен «…вопрос о соединении естественных наук с историческими, хотя ‹о› соединении еще неполном – в полном „естественное“, т. е. рождающееся, превращается в „историческое“, т. е. воссозидаемое, – ибо все человеческое знание может быть признано естественною наукою, наукою о природе абстрактно, а конкретно – наукою о небе, астрономиею, которая и на землю смотрит, как на небесное тело, и на человека, как на небожителя ‹…› Но как небожительство человека, так и скотское его происхождение есть только предположение, мысль… например, дарвинизм, который из всей истории человечества делает страничку зоологии, сам есть лишь мимолетная мысль в Истории знания человечества, мысль не всего притом человечества, а лишь немногих ученых. Таким образом, вся наука с субъективной стороны делается Историею, но историею только мысли человеческой, знания, еще не подтвержденного общим делом, воссозданием, а с объективной, но не действительно, мнимо объективной, Астрономиею… Истинное же единство для настоящего времени есть не субъективное и не объективное, а проективное» [Федоров, 1995–2000. Т. 3. С. 123].

Итак, История с археологией парадоксальным образом оказываются у Н. Ф. Федорова наукой не только о прошлом, но и о будущем, «наукой как проектом», наукой, смотрящей в Космос, в вечность; философ не останавливается на констатации современного состояния науки, он обозревает и пути ее развития, и конечную цель. Для чего существует археология, как она должна развиваться и чего должна достигнуть в конечном счете – эти векторы размышления им самим задаются и частично даже разрешаются, но большей частью тактично обозначены лишь пунктирно в силу огромного уважения мыслителя к еще неведомым, но непременно в будущем явленным достижениям науки, поэтому мы вправе и даже обязаны рассмотреть и как бы («