Политика военных дипломатов прямо привела к катастрофе 1918 года, свержению монархического строя, который армия, благодаря своей роли во внутренней политике, так усердно стремилась сохранить. Естественно ожидалось, что новые правители Германии вспомнят прошлое и извлекут из него уроки, наложив действенные конституционные ограничения на свои военные структуры, а впредь будут настаивать на том, чтобы армия оставалась не более чем инструментом гражданской политической власти. Попытка, конечно, была предпринята, однако едва ли удачная. С самого начала республиканскому правительству мешала его зависимость от армии для защиты от революционных волнений. Командующие армией ловко воспользовались этим первоначальным преимуществом и оказались столь же эффективны в избегании парламентского контроля, как и их предшественники в 1848 году и в период конфликта (Konf-liktszeit).

Все это, конечно, стало ясно не сразу. В Веймарской республике армии впервые за долгую историю пришлось подчиниться гражданскому военному министру, а офицерский корпус принудили к тому, от чего он отказался в 1848 году, – принесению присяги на верность конституции республики. Но это были мелочи по сравнению с печальной истиной, которая с годами выявлялась все яснее, а именно что основная часть армии не признавала подлинной верности республиканскому режиму или лежащим в его основе принципам. Фактически республиканское правительство оказалось в невозможном положении, когда для защиты от диссидентских групп полагалось на армию, саму являвшуюся самой потенциально опасной диссидентской группировкой в Германии. В рейхсвере 1920-х годов господствовала неудовлетворенность условиями мирного договора, насильственным сокращением армии и, как следствие, замедлением продвижения по службе, офицерский корпус презирал политиков, обвиняя их во всем этом и выражая свое презрение перед стоявшими под их командованием частями и подразделениями. Тот факт, что союзные державы в Версале настояли на том, чтобы новая немецкая армия состояла из небольшого числа профессиональных солдат с длительным сроком службы, лишь усилил эффект данной антиреспубликанской идеологической обработки. В конце концов, армия стала тем, о чем предупреждал Густав Штреземан, – «своего рода преторианской гвардией, оторванной от массы народа и противостоящей ей»^>3.

В критические годы Веймарской республики, как и в предыдущие периоды немецкой истории, армия сыграла решающую роль в определении политической судьбы страны. Самые опасные враги республики понимали, что они не могут надеяться на ее свержение, не заручившись хотя бы сочувственным нейтралитетом армии, и Гитлер, например, руководствовался этим знанием на всех этапах своей политики до 1933 года. Гитлер намеренно решил сыграть на существовавшем в армии недовольстве, и его обещания восстановить и расширить военную структуру постепенно привлекли к нему большую часть младших офицеров, а его обвинения республиканского режима в том, что тому не хватает национального духа и что он не смог отстоять интересы государства, нашли сочувственный отклик в сердцах офицерского корпуса в целом. Таким образом, судьбоносная политическая перемена 30 января 1933 года была поддержана, как минимум молчаливо, армией, и восемнадцать месяцев спустя самый известный военный журнал Германии писал: «В новом государстве Адольфа Гитлера вермахт не является инородным телом, как это было после ноябрьского восстания 1918 года. Сегодня он является частью органического сообщества и участвует в общем распределении труда нации; и она следует за Адольфом Гитлером как фюрером народа с полным доверием и преданностью своей великой национальной задаче»