– Ага… – голос моего старинного знакомого Жнеца Роксета раскаленной насмешкой вклинивается в напевы Ленвы, заставляя меня вздрогнуть и обернуться ко входу в класс. – Только надо маленькое уточнение сделать. С радостью они это делают только первую тысячу лет. Вторую с отчаяньем. Третью – нервно хихикая… Ну, а дальше… Да, впрочем, вам этого знать необязательно… Всем привет!

Роксет стоит в облике моложавой, но изможденной явно чем-то наркотическим женщины лет сорока. При этом дама эта выглядит так, будто она упала с самолета на мусорную свалку и там же слегка подгорела. Превращенное в лохмотья бордовое платье вымазано чем-то вязко коричневым и воняющим смесью солидола и мазута. Непонятно как держащие тело прямо, ноги, судя по их неправильным формам, сломаны в нескольких местах. Руки состоят в основном из голых изящных косточек. В костяном правом кулачке сжата игрушка йо-йо. Лицо женщины хоть и расцарапано, но сохранило свои благородные красивые черты. А в всклокоченных блондинистых волосах явно торчит какой-то инородный предмет.

– Ой… – он окидывает взглядом моих учеников, которые с интересом разглядывают его экзотический облик, – извини, я думал у тебя сейчас подростки занимаются. Зайду потом…

– Нет-нет, проходи… – призывно машу ему рукой. Дети хоть и притихли, но явно не испуганы. Их любопытство вибрирует в воздухе так, что мне даже смешно становится. – Побудешь наглядным примером того, как именно могут работать Жнецы, и к чему это приводит, если очищаемая душа принадлежит не самому дальновидному человеку. Ты только дай, пожалуйста, пояснение, что это за инсталляция у тебя в этот раз получилась. Уж больно специфический вид…

– Специфический? – жнец, переваливаясь на своих неправильных ногах, довольно легко подходит к моему письменному столу, за которым я принципиально не сижу во время уроков, и приваливается с жутковатым хрустом к нему бедром, – как ты сегодня нежен… Прямо комплимент за комплиментом… Я бы это кошмарище по-другому назвал, но у тебя тут сейчас младшая группа сидит, так что…

Роксет ехидно протягивает мне игрушку йо-йо с заключенной в ней очищенной душой и закатывает глаз к потолку. Левый явно его не слушается.

– Ох, мясо неразумное, – невольно ругаюсь, глядя на результат его стараний. Однако не могу не признать, что видимо все это было сделано не зря, потому как то, что заключено в игрушке, невероятно красиво и явно готово к перерождению, а не к переходу в ничто…. – Ну и как это безобразие называлось изначально?

Он бьет себя по груди косточками пальцев, строя скорбную мину.

– Я все отдам за то, чтобы быть рядом с ним! – Пафосный фальцет со слезами вызывает у моих детей звонкие смешки и хихиканье.

– Серьезно? – недоверчиво разглядываю его независимый вид.

– Ну ты же меня знаешь, я за язык никого не тяну, – жнец криво пожимает плечами. Складывается ощущение, что левое у него, подобно глазу, заедает… – Сказала, что будет отдавать все просто за то, чтобы рядом с другим человеком находиться территориально, вот и пришлось повозиться, чтобы реально забрать абсолютно все.

– Учитель, – со своего пуфика поднимается крошечный мальчик Баргиз, чей покладистый нрав вызывает тепло в моем сердце, – будет ли позволено задать вопрос вашему гостю или прерывать вашу беседу неуместно?

Роксет коротко кивает мне со стеклянной улыбкой на покореженном женском лице. И для меня это плохой знак. Он устал и хочет к себе, но моим ученикам он никогда не откажет.

– Спрашивай, Баргиз, – киваю мальчику, и тот делает шаг к жнецу.

– Скажите, пожалуйста, а человек… или другое одушевленное всегда становится таким после того, как встретит жнеца?