Как только Москва переслала Орлову сообщение «легального» резидента, он в мгновение ока понял, что «Сюрте» осуществляет контрразведывательную операцию. Впоследствии он признал, что она была «блестяще задумана»^>58. Центр распорядился прекратить вербовку француза и временно выслать Короткова из страны. Как оказалось впоследствии, операция с целью избежания хитроумно расставленной ловушки стала последним делом Орлова во Франции в качестве «нелегала». Судьба, вмешавшись в ход событий, не позволила ему пробыть в Париже достаточно долго для выполнения задания по внедрению во «Второе бюро» французского генштаба.

Однажды солнечным апрельским днем 1934 года, когда Орлов шел по одной из оживленных парижских улиц, кто-то сзади громко окликнул его: «Лева!» Сопротивляясь естественному побуждению обернуться и посмотреть, кто окликает его как Льва Николаева (имя, которое он использовал шесть лет назад, работая в советском торговом представительстве), Орлов ускорил шаги. Как Уильям Голдин, гражданин США, он не должен был обратить внимание на этот оклик. Он надеялся, что поскольку в Париже есть множество русских эмигрантов по имени Лев, то окликнувший его человек ошибся. Однако минуту спустя рука, опустившаяся на плечо, заставила его в смятении замереть, когда, обернувшись, он понял, что человек этот не ошибся^>59.

«Лев, постой, ты что же, не узнаешь старых друзей?»

– спросил неряшливо одетый человек вызывающим тоном. Остановивший его мужчина не был незнакомцем: это был бывший коллега по фамилии Верник, который работал с ним вместе в торгпредстве шесть лет назад, когда Орлов использовал эту организацию в качестве «крыши» в своей «легальной» работе.

Орлов сообщил, что признал знакомство после того, как Верник назвал себя. Тот сообщил, что оставил работу в торгпредстве, чтобы навсегда поселиться в Париже. Он подтвердил то, что Орлову уже было известно: его бывший коллега, бежавший в конце 20-х годов, был заклеймен московскими властями как невозвращенец. Глядя на потрепанную одежду и преждевременно постаревшее небритое лицо, Орлов понял, что жизнь Верника не баловала с тех пор, как он покинул свою работу.

«Может быть, по старой дружбе угостишь меня стаканчиком вина и мы поболтаем», – предложил Верник с надеждой в голосе. Оказавшись в затруднительном положении, из которого, как он понимал, будет не так просто выбраться, Орлов согласился^>60.

Пока они шли к ближайшему кафе, Орлов посчитал, что вряд ли Верник знает о его нелегальном проживании во Франции под видом американца. Возможно, он думал, что Николаев все еще официально числится работником торгпредства. Этой линии и придерживался Орлов во время двадцатиминутного натянутого и трудного разговора, в ходе которого Верник жаловался на свою жизнь. Теперь, по его словам, он убедился, что совершил ошибку, порвав с Советским Союзом, и умолял Орлова помочь ему вернуться на Родину и устроиться там на работу. Чтобы поскорее отделаться от старого знакомого, Орлов пообещал помочь ему. Затем он распрощался, сославшись на неотложное деловое свидание.

Спеша уйти подальше от этого знакомого, Орлов понял, что его работе в качестве «нелегала» во Франции нанесен смертельный удар. Он знал, что побег Верника не мог не привлечь внимания «Сюрте» и что он, вероятнее всего, стал информатором. Следовало, не теряя времени, укладывать чемоданы и уезжать из Парижа. Связавшись со своим заместителем Коротковым, только что возвратившимся в Париж, Орлов уехал в Швейцарию, поручив ему отправить в Москву срочное сообщение такого содержания: «„Швед“ случайно встретился с Верником, собутыльником Юрки Праслова. Он расспрашивал «Шведа», где и что делает «Швед». «Швед» решил на некоторое время уехать из Парижа и посмотреть, как развернутся события».