Когда Нинель привела к ним Ивана, Арс, не раздумывая, уволила Мирона. Обидно, одним днем. Светлова не дала доиграть ему даже заявленные концерты. Мирон расстроился поначалу, а потом засыпал ее идеями о том, где он планирует попробовать свои силы. Вариантов оказалось много, Арс даже не ожидала, что он так быстро отойдет от потрясения.

Иван поначалу ее очаровал. Харизматичный, очень музыкальный, красивый.

«О его чувстве ритма ходят легенды», – сказала ей Нинель. Арсения убедилась в правоте помощницы, когда посреди концерта у их звукорежиссера отказал клик-трек^>3. Арсения уже готовилась к ритмическим ляпам, но вопреки ее опасениям новый барабанщик отыграл так, будто метроном был вмонтирован прямо в его мозг.

Потом, правда, Иван начал ее раздражать. Нет, его чувство ритма никуда не делось, играл он превосходно. Вовремя завершал треки. На концертах прекратились ситуации, когда музыканты уже закончили, а барабанщик по инерции продолжает играть. Ни разу на выступлениях Иван не нарушил паузы внутри композиции. Арс периодически использовала прием прерванной песни: она любила этот момент, когда в зале на несколько секунд наступала полная тишина, а потом, словно не сговариваясь, музыканты снова начинали играть.

Только поэтому он пока с ними. Потому что в остальном терпеть Ивана стало просто невыносимо. Неприязнь эта настигла Арсению не сразу. Он перебивал ее во время репетиций, спорил – на каждую ситуацию у него было собственное мнение. Теперь он казался ей бесцеремонным, насмешливым и даже тираничным. И все равно таким талантливым. Она почему-то перестала оглядываться назад, чувствуя его взгляд даже тогда, когда барабанщик совершенно точно играл с закрытыми глазами.

Как и в случае с Мироном, Арсения на первое место поставила интересы группы. Она никогда не шла на сделку с совестью, когда дело касалось творчества. Ради искусства, ее искусства, она готова терпеть даже такого, как Иван.

Ребятам, кстати, он нравился. Арсения видела, как легко он влился в коллектив. Возможно, ее отношение к барабанщику было обусловлено обычной ревностью, но думать об этом ей не хотелось.

Под мысли, невеселые и вязкие, словно мазут, она доехала до дома. Парковка была забита, и она еще раз порадовалась тому, что не поскупилась и арендовала себе место на подземном паркинге: ее белоснежная лошадка определенно требовала для себя отдельного и, главное, всегда свободного стойла.

Дома она бросила сумку с концертным реквизитом и кофр для платьев и костюмов прямо на пол. Завтра рассортирует. Что-то отправится в паровой шкаф – освежиться, что-то в стиралку вместе с тем, что уже лежит в корзине. Жакет, похоже, придется выкинуть. Непонятно, как на нем оказалась кровь Островского, ведь она сняла его практически сразу. Хорошая вещь, вряд ли отстирается, хотя, может быть, химчистка справится.

Арсения налила себе чашку капучино. Она не признавала кофе в непроверенных местах, всегда пила его только дома или же там, где точно знала – напиток не испортят, не используют неделю назад (в лучшем случае) помолотую робусту, не вскипятят и ни в коем случае не предложат растворимый вариант. «Разочарование от плохого кофе может вогнать меня в депрессию», – иногда шутила она.

Закрывая глаза, она по привычке продумывала, что будет делать завтра.

Первое и самое главное – это визит к Дедушке. Похоже, все, что случилось сегодня, лишь продолжение сценария, который Артур Велеев начал разыгрывать сразу после их ссоры. Хотя почему всего лишь? Если ее предположения верны, то Артур сегодня превзошел самого себя – совершил убийство. Казалось, что все это слишком даже для него. Хотя если Дедушка впал в маразм, что вполне вероятно при его деньгах, власти и характере, то мог пожелать завершить свой план по уничтожению Арсении Светловой как творческой единицы.