– Клянусь, нимфами священной рощи Гадеса, ты слишком благороден по отношению к врагу, сын Гамилькара! – удивился Магарбал.

– Этот человек умер с честью, не выпустив из рук оружия, и будет погребён с честью, согласно традициям его народа! Снимите доспехи с убитых римлян, соберите всё оружие, – продолжил Ганнибал. – Всё переправьте в лагерь.

– А что ты собираешься делать с телами убитых римлян и знатных граждан Рима? – спросил Магарбал.

Ганнибал, сев на лошадь, повернул коня в сторону вопрошающего:

– Ничего, – был короткий ответ. – Пусть о них позаботятся жители Канн.

…Некоторое время они ехали молча. Магарбал искоса смотрел на сына Гамилькара… Ганнибал правил конём, почти не задевая поводьев, по-нуммидийски. Сам Магарбал, будучи командиром нуммидийской конницы, так ездить не мог, но его подчинённые правили лошадьми и ездили именно так. Эта особенность управления достигалась у нуммидийского народа с самого детства. Лошадью учились править ногами, чтобы в бою иметь свободными обе руки. Где этому обучился Ганнибал? для Магарбала было тайной.

– Ганнибал, – задал давно крутившийся в голове вопрос Магарбал, – что ты, теперь, собираешься делать? Теперь, когда силы Рима потеряли свою былую мощь, для тебя будет непростительной ошибкой не двинуть армию на Рим.

Ганнибал замедлил ход коня:

– Я ждал этого вопроса. От тебя или от кого-либо другого. – Ганнибал замолчал, обдумывая свой ответ. Через минуту он ответил: – Для всех нас очень важна победа, но в нашей сегодняшней ситуации, сейчас, важней всего быть непобедимыми! Сегодня, Магарбал, а вернее, уже вчера мы доказали римлянам наше умение побеждать! Но, вступив сейчас в Латиум, мы докажем им, что не умеем рассуждать! – Ганнибал похлопал коня по гриве.

– А теперь, Магарбал, нам пора увидеться с Ганноном!..

Полночь. С побережья завывает неистовый ветер. Он гонит с Запада, с Атлантики стаи холодных, низких, наполненных влагой, как морская губка, туч. Дороги размокли и торговые повозки, запряжённые огромными тяговыми быками, еле двигаются, утопая в грязи. Вереницы рабов, следующих за повозками торговцев, завёрнутые в кое-какое тряпье, держатся на ногах только благодаря кнутам надсмотрщиков. По бокам дороги то тут, то там, через определённые промежутки горят костры римских дозоров, контролирующих все подъезды к цитадели Римской республики в Сицилии – Мессине. Начальники дозоров – центурионы – тщательно проверяют сопроводительные бумаги следующих в порт торговцев, строго руководствуясь сводами частного и публичного Римского права.

– Стой, стой, куда прёшь! – кричит кряжистый римский солдат, выходя из темноты стоящих по бокам дороги деревьев, где солдаты прячутся от промозглого, колючего ветра. Его крик адресован длинному обозу, состоящему из нескольких десятков повозок и небольшого табуна низкорослых сицилийских лошадей.

– Кто и откуда? Что везёте в повозках? Для чего лошади? – сыплет вопросами солдат. – Где сопроводительные грамоты?

– Мы следуем из союзных Сиракуз, – отвечает грузный грек, – к Квинтилию Мумию, эдилу в Мессине. По его просьбе везём шанцевый инструмент, который он попросил у нас, будучи в гостях в начале осени. «У нас, говорил он, – не хватает инструмента для постройки новых кораблей и ремонта, повреждённых в войне с проклятыми пуннийцами, не хватает и инструмента для возведения укреплённых лагерей…»

– Всё, прикрой свой рот! – вырывая у него сопроводительные грамоты, кричит солдат. – О наших потерях и недостатках тебе незачем болтать!

– А куда ты везёшь свой табун? – спрашивает подошедший центурион. – Уж, не в личную ли гвардию эдила ты хочешь пристроить своих лошадок?