– Наслышан, наслышан, мне Надежда рассказала про вашу группу. Не хотите ли выступить с концертом на городском празднике? Девятнадцатого апреля будем отмечать юбилее Металлургического комбината. Очень символично – металл в цехах и в стихах.
Андрей опешил, такие вопросы обычно решал Гришка, а он был как-то не приспособлен к жизни. Но думать было некогда, вице-мэр навис над ним горой и Андрей ответил согласием. А потом захлебнулся изжогой – так было всегда, когда он делал что-то противное себе, что-то не то.
Березин засобирался домой, с ним поднялась и Надежда. Андрей тоскливо проводил их взглядом до дверей – даже не обернулась. Ну и Бог с тобой…
Он рассчитывал, что на следующий день она сделает вид, что ничего не было: ни щедрых дифирамбов в его честь, ни пригласительных билетов в рай, ни скрещенных шпаг. Но Надежда, хотя и поменяла наряд царевны на лягушачью шкуру, в отличие от Андрея глаз не прятала, «сверлила» по правилу Буравчика.
Едва он зашёл в зал, к нему подбежала вся группа. Оказывается, они уже были в курсе его вчерашних «подвигов».
– Да ты, красавчик, отличился, – Юрка завистливо причмокнул.
– Не разевай роток, Дон Жуан, наша Наденька – жена вице-мэра, – шепнул Андрей на ухо другу и сильно ущипнул его за бок.
– А я и не разеваю, – как-то быстро угас Юрка, – мне чужого не надо.
Гришка довольно потирал пухлые руки:
– Ну что, будем готовиться к премьере? У нас всего мессяц. Думаю, сразу загружать публику авторской песней не следует: пару-тройку песен сыграем, а остальное – классику. «Дип Пёрпл», «Цеппелинов», можно что-нибудь из отечественного, «Парк Горького», «Арию», что думаешь, Андрей?
– Ничего не думаю. Мой вокал с гиллановским или кипеловским не сравнится. В лучшем случае, потяну за уставшего Кавердэйла.
Надежда улыбнулась, хотя её никто не спрашивал:
– Зря Вы, Андрей, на себя наговариваете. Но я всё же думаю, что петь нужно своё. Приучать народ к своей музыке. Чтобы потом, когда вы ворвётесь в столичные чарты, все знали, чья земля взрастила таланты.
Его аж передернуло всего. Это её «Вы, Андрей» просто до костей пробирало. Надо сматываться отсюда, пока не поздно. Эта её виноватая улыбочка – Гримпенская трясина.
Но он малодушно кивнул головой и встал к микрофону, продолжая прятать глаза. К концу дня он был так зол на себя, что невольно сорвался на товарищей:
– Эй вы, архаровцы, почему вчера бросили режиссёра на морозе, колеса у всех отвалились?
Ребята переглянулись, Надежда ответила за них:
– Я сама отказалась от помощи. Думала, за мной заедут, но что-то там не срослось.
Юрка тут же оживился:
– А сегодня срастается?
– Сегодня – срастается. Спасибо, не стоит беспокоиться.
А никто и не беспокоился – подумаешь. Но когда Андрей по дороге домой застрял на светофоре, увидел на пешеходном переходе её несуразный пуховик. Другого такого во всей округе не сыскать, даже если сильно постараться.
– Надежда Дмитриевна, а Вы – обманщица, – как будто кто за язык потянул.
Она остановилась, замерла. Загорелся жёлтый, вот чёрт, еще сейчас под машину попадет! Он распахнул пассажирскую дверь:
– Садитесь быстрее, не создавайте аварийную ситуацию.
Она втиснулась в «Фольксваген» уже на ходу, обняла лежавшую, как всегда, на переднем гитару.
– Закиньте инструмент назад, чтоб не мешался.
– Не мешается. Можно, я её подержу?
Сердце бешено заколотилось, ладони вспотели.
– Андрей, простите мою настойчивость, но мне просто необходимо поработать с вами, взять развернутое интервью.
Андрей вздохнул.
– Обещаю, что будет минимум аппаратуры, я сама вас сниму. Согласна на любые условия: ваше время, место, форма одежды. Мне очень нужно это интервью.