– У тебя зоркий глаз и светлый ум. – Каюм в раздумье поцокал языком. – Чем сейчас заняты руссы?

– Развели костры и готовят пищу. Вокруг ходят пять дозорных, но все на виду и не хоронятся.

Каюм махнул рукой, подзывая ближайшего сотника.

– Порубишь руссов. Тех, что на опушке. Но так, чтобы не ушел ни один. Если с ними есть знатный воевода – возьмешь его живым, остальных предашь смерти. Пусть ваши мечи станцуют кровавый танец! Ступай.

Каюм любил говорить витиевато, нанизывая изысканные слова, словно бисер на тонкую нить. Он считал, что тогда в его словах появляется больше смысла.

Сотник наклонил голову и отошел к воинам. Послышались негромкие команды, воины вскакивали на коней, обнажали оружие. Каюм подумал, что можно было и отпустить этих руссов живыми. Пусть себе едут и наслаждаются жизнью. Но он хотел встряхнуть воинов, дать им почувствовать запах пьянящей крови и ожесточение битвы. Воин постоянно должен чувствовать опасность и быть готовым ко всему, а не расхолаживаться от долгой езды в седле. Сколько можно прятаться, напоминая испуганного зайца? Иногда можно показать и зубы тигра.

Вскоре сотня была готова, и воины, словно тени, растаяли среди деревьев.

Руссы действительно заплутали. Их воевода, боярин Василий, стоял в сторонке и ждал, когда будет готова еда. Вой, которые были с ним, притихли и только изредка перебрасывались словцом. Боярин был зол и лучше лишний раз его не гневить, а то и голову может снести.

Они миновали большую часть пути, как сбились с дороги. Виной всему был Прошка, проводник. На последней ночевке он, шельмец этакий, так набрался хмельного ола, что едва добудились его к утру. Окунули пару раз в ручей с ключевой водой, да боярин перетянул кнутом, и тронулись в путь. Но у Прошки была припрятана с собой еще корчага вина, и уже к обеду он лыка не вязал и чуть с коня не свалился. А потом и вовсе заснул. Как на грех, шибко торопясь, боярин велел двигать не окольной проезжей дорогой, а коротким путем, который был совсем не знаком и проходил по труднодоступным местам. Оттого и взяли с собой Прошку. Тот клялся и божился, что с закрытыми глазами выведет боярина туда, куда тот укажет. А на деле – вон, как оказалось.

Это случилось вчера, а сегодня ночью Прошка, видно, спьяну не узнав знакомых мест и решив, что боярин может жестоко покарать за такую промашку, и вовсе подался в бега. Куда только дозорные смотрели? Видать, спали, умаявшись за дневной переход. Боярин потом об них не один хлыст обломал, да что толку. Проводник-то пропал. Попробовали сами найти дорогу, да только еще больше заплутали. Вконец отчаявшись, боярин велел остановиться да коней расседлывать. А сам пять воинов во главе с Михалкой услал искать проторенный путь. Авось чего-нибудь да сыщут. (Этот малый отряд ногайский дозорный проглядел. А если бы доложил о нем хану, то навряд ли Каюм отважился отправить сотню воинов на дерзкую вылазку).

От костра вкусно потянуло запахом мяса. Василий повернулся и тут увидел, как из леса выезжают воины.

– Наконец-то, – пробормотал облегченно. – Конец нашим метаниям. Слава тебе, Господи!

– Господи! – выдохнул рядом дозорный. – Это ж ногаи! Мать честная, счас порубят всех!

– Какие ногаи? Зенки-то протри! – Но уверенность в голосе Василия попала. Он и сам понял, что творится что-то не то.

Воины ехали молча, и так же молча сорвавшись на бег, охватили их с двух сторон. В мгновение ока руссы оказались в кольце, и закипела короткая, но кровавая сеча.

Не дожидаясь распоряжения боярина, воины кинулись в круг, обнажили мечи. Некоторые успели перекреститься. Но что они могли сделать против сотни озверевших ногаев? Воины рубились зло, со стонами и ругательствами ложась под ногайские мечи. Пощады ногаи не ведали, – так приказал их хан, и руссы знали о том, потому и сопротивлялись до последнего.