Алина зачерпнула пригоршню воды и полила на мордочку щенка, тот облизнулся. Принесла еще воды. Оставить и убежать – вертелось в голове. Ладно, погибать так вместе. Взяла щенка на руки. Возраст где-то три-четыре месяца, подросток. Но такой легонький. Наверно обезвожен. Поднесла к воде, щенок стал лакать воду лежа, даже не пытался убежать, даже встать на ноги. Алина стала осторожно смывать кровь с шерсти щенка, тот не огрызался. Попив немного воды, затих на коленях у Алины. Он был такой беззащитный. Возьму с собой, все же решилась она. Поднялась, держа щенка на руках, решила пойти по воде, чтоб не оставить следов. Вода была холодная, до колен, иногда чуть выше колен, иногда по щиколотку. Оглядываясь поминутно, побрела с щенком на руках. Кое-как отмахивалась от гнуса, меняя руки. Изредка ей казалось, что кто-то преследует ее. Паранойя начинается, подумала Алина. Да и не мудрено свихнуться от одиночества в глухой тайге.

Шла, пока позволяло дно. Вышла на берег. Ноги совсем замерзли, не май месяц, покраснели и даже, как показалось, опухли. Сначала щенок казался легким, но с каждым шагом становился тяжелее – руки стали уставать. Далековато ушла от землянки, однако. Боясь, что волки нападут, все шла и шла по кочкам, бугорочкам, то по песку, то по кустарникам на берегу. Вконец обессиленная, добралась до знакомых мест.

Пока шла, думала, как быть со щенком. К себе в землянку взять, а вдруг сдохнет ночью, с мертвым щенком возиться то еще счастье. Опять подвела к воде, дала напиться, сама напилась. Рассмотрела щенка повнимательнее. Площадь поврежденных тканей была большая и как оказалось уже покусали его не сегодня, кроме основных рванных ран у него под шерстью было много укушенных в области холки. Осторожно промыла края ран. Надо будет дать немного времени для того, чтоб воспаление и отеки уменьшились, дальше надо будет убирать все мертвые ткани, если он выживет.

Вспомнила, что с утра только и ела ягоды, а в землянке остались две небольшие рыбины, да четыре штучки белой моркови. Решила оставить щенка в кустах. Нарвала веток, сделала лежанку, положила щенка, прикрыла его. Будь, что будет, умрет, так и так бы умер, если бы она не нашла его. Пойду поем, отдохну и приду перед сном, посмотрю, жив ли щенок.

Поднялась к своей землянке, вышла из-за дерева, и тут новое испытание ожидало ее. На нее смотрел мужик, направив пищаль или ружье. Мужчина был очень худой, пожилой, ростом не выше ее (ее рост был 156 см), со светлой негустой бородой, длиной около 10 см. Лицо узкое, овальное, обветренное. Черты лица европейские, на ненца не похож однозначно, глаза черные как угольки, глубоко посаженные и он смотрит очень внимательно. Одет в старинную домотканую весенне-осеннюю одежду, на голове суконная шапочка, волос не видно. Около него глухо рычала черная собака, с белой грудью, четырехглазая (про себя машинально отметила Алина – так когда-то называли собак, у которых были белые точки над глазами) и скалила свои белоснежные клыки. Опять подкосились ноги, и Алина села. Сказать ничего не может, только крупные, как горошины, слезы льются из глаз. Мужик смотрел на нее и ничего не говорил. Сколько времени продолжалась эта немая сцена, Алина не смогла бы сказать. Собака глухо рычала, но не кидалась. Мужик, сделав ей знак, наверное, это была команда «сидеть», полез в землянку, вылез, и ушел ничего не сказав, только коротко свистнул собаке, и та побежала впереди него.

Что это было? Алина долго не могла прийти в себя. Когда ноги затекли и уже онемели, пришлось встать и залезть в землянку. Все еще толком не приходя в себя, села на лежанку. Ндаа, от человека испугалась больше, чем от зверя, или просто усталость брала свое. Оглядываясь, заметила, что в кострище угли были горячие. Жареной рыбы не было. Собака съела или охотник перекусил. Мелкая рыба висела на месте. Зато на лежанке стоял туесок, а в туеске была лепешка! Тупесь – так бабушка называла круглый подовый хлеб, это был кусок хлеба. Настоящего хлеба! Алина осторожно взяла кусок и медленно, по крошкам, стала есть его. Хлеб был пресный, совсем не такой, какой пекла бабушка, у нее хлеб был намного вкуснее, а ее шаньги – это песня, но и не такой хлеб, как в городе, к вкусу которого она привыкла. Да какая разница, это был хлеб, настоящий хлеб. Значит, мужик поменял хлеб на рыбу, замечательно, не ограбил, а поменял. Рыбы она еще наловит, а туесок – это настоящий подарок. Теперь она сможет набирать воду и приносить ее в землянку. Хоть бы слово сказал. Она же от испуга не смогла сказать ни слова. А может это к лучшему, иначе, что бы она сказала? Кто такая? Откуда взялась? Значит, так и надо, прикинуться немой, только в ответ на вопросы мычать, да и нет и кивать головой.