Неожиданно Лариса сказала:
– Ева хотела послушать, как Толик поёт.
– Что?
– Я рассказывала Еве о том, что Толик пишет песни, и она захотела их послушать.
– Интересно, – буркнул я, не найдя, что ещё я могу сказать.
– Правда интересно? – спросила Лариса и обратилась к брату. – Толя, возьми гитару и спой.
– Это не обязательно, – возразил я, но тихий Толик уже расчехлял гитару.
– Все его песни, – щебетала Лариса, пока Толик настраивал инструмент, – мы выкладываем в ютубе. Возможно – кто знает – его заметят продюсеры. С возникновением интернета шанс прославиться появился у каждого. Пути Господни неисповедимы. Ведь были же случаи…
Настроив гитару, Толик откашлялся и начал самовыражаться.
Он запел высоким тонким голосом:
Невесёлая была песня.
На моё спасение, ко второму куплету вернулась Ева и замахала на Толика руками:
– Нет-нет, не сейчас. Я же просила! Сначала поедим, выпьем… Лёня, выйди со мной на кухню.
Я с готовностью поднялся и пошёл за ней.
На кухне она протянула мне зеркальце и коротенькую трубочку. На зеркальце приютились две ровные тонкие дорожки белого порошка.
– Сюрприз? – спросил я, взглянув в её блестящие стеклянные глаза.
Мягко улыбнувшись и медленно прикрыв веки, она кивнула.
– А где этот? Лёва?
– Ушёл.
– И часто ты устраиваешь себе такие сюрпризы?
– Какая разница?
– Любопытно.
– Ты не хочешь?
Я всунул в ноздрю трубочку и втянул в себя первую дорожку кокаина.
В голове пульсировала всего одна тревожная мысль: «Всё это плохо кончится…»
Мы пили вонючий виски, поедая горячую пиццу, заказанную Евой по телефону.
Толик пел. Все его песни были на одну тему – мертвецы, могилы, черепа… Лишь последняя песня была о живом человеке. О водителе-дальнобойщике, но и тому оставалось недолго – у него был рак.
Когда Лариса с Толиком ушли, мы с Евой занялись любовью. От кокса и выпитого я минут сорок не мог финишировать.
Потом я упал рядом с ней, мокрый и обессиленный, стараясь привести дыхание в норму.
Мы закурили.
Она спросила:
– Ты часто думаешь о смерти?
– Часто, – ответил я, – и это была чистая правда.
Впервые я задумался о смерти в семилетнем возрасте. Помню, я даже спросил маму:
– Я когда-нибудь умру… и всё? И больше ничего никогда не будет?
– Да, – спокойно и просто ответила мать.
Эта мысль ужаснула меня.
С тех пор я почти каждый день, более четверти века, думаю о смерти. О том, как и когда лучше умереть; есть ли жизнь после смерти; стоит ли жить до старости или лучше уйти самому в расцвете сил; какая смерть предпочтительней; сколько мне ещё осталось…
Все люди живут так, будто у каждого из них впереди целая вечность. Я удивляюсь этим людям, но и сам живу точно так же.
Множество людей не готово к смерти. Хуже того. Множество не готово к жизни.
Всё время чего-то ждём. Вот, мол, окончу школу и начну жить. Затем – вот женюсь… Вот найду престижную работу… Вот разведусь – и уж тогда поживу по-человечески…
Часто думая о смерти, я тем не менее её не страшусь… Так мне кажется… Ведь все умрём – рано или поздно.
– Я боюсь, что скоро умру, – сказала Ева.
– Для таких страхов есть основания?
– Вроде нет… Я молода, здорова… Но ведь что-то может случиться…
– Например?
– Да что угодно… Собьет машина или у меня обнаружат лейкемию… Или меня укусит какая-нибудь чёрная мамба…
– К сожалению, эта тварь у нас не водится.
– Какая тварь?
– Чёрная мамба.
– При чём здесь мамба! Может случиться что угодно. Вот о чём я говорю. И что страшно. Ты живёшь себе, никого не трогаешь, строишь планы на будущее, вдруг – откуда ни возьмись – приползает грёбаная чёрная мамба, которая даже не водится у нас, кусает тебя, и ты умираешь. Бац – и тебя нет! Понимаешь?