И уже едва ли видит медвежат…
Двери заскрипели, на пороге – мать,
Ноги, как газели, их не удержать.
Ах, как улыбалось детское лицо!
И щекой касаясь, гладила кольцо…
Белый ангелочек млеет в облаках,
Маленький клубочек дремлет на руках,
Сладко засыпая, носиком сопя.
Чистота святая – малое дитя.
2000
У ДЕРЕВНИ – ЭТАК ЗА ВЕРСТУ
У деревни – этак за версту,
У дороги, праведных встречая,
Время точит Божью красоту,
Храм Богоявленский замечая.
Церковь опустела у села…
Свод когда-то гордо возвышался,
Золотом сверкали купола,
Из крестов один всего остался.
С красного резного кирпича,
На белках яичного раствора,
Арками, что с барского плеча,
Храм сиял… и плакал от укора.
Строгих линий меркнет силуэт,
Вековые стены потускнели,
Колокольный звон теряет след…
Сохранить святое не сумели.
Растоптать духовный Божий клад —
Потерять себя, лишится речи,
А ведь были нравы и уклад…
И печаль тоской легла на плечи.
Подрубить все корни сгоряча,
И не вспомнить русские берёзы…
Вихрем опалённая свеча,
Возле алтаря роняет слезы.
У деревни – этак за версту,
У дороги, праведных встречая,
Время точит Божью красоту,
Храм Богоявленский замечая.
2000
ДАМА ПИК
Годы улетают словно птицы,
И уже вчерашнее – вчера,
В памяти воскресшие страницы
Бисером украсят вечера.
Сяду у окошка, потоскую,
Кромками осколки – по судьбе.
Дама Пик… и снова я банкую,
Звёзды мне нашепчут о тебе.
Шелест золотого листопада
Журавлиный клин уносит вдаль,
Красота любви – души отрада,
В воздухе волнами вьётся шаль.
Белый лебедь в небе закружится,
Лунная дорожка – серебром.
То ли наяву, а то ли снится:
Бор сосновый, снова мы – вдвоём.
Трепетной свирелью птицы пели,
Алою зарёю – ночь и день.
Ветви сосен, словно колыбели,
От костра метнулась чья-то тень…
Банк мечу, но туз бубновый – снова,
На краю ложится дама Пик…
Скверно на душе и непутево…
Всё угаснет, испарится вмиг.
Клёны шелковистою листвою
У дороги встретили меня,
И поклон им низкий – головою,
Бог рассудит, он теперь – судья.
Годы улетают словно птицы,
В прошлое вернуться – ни на миг,
Лишь мелькают в памяти страницы,
Не бледнеет та, где – дама Пик.
2000
ПИСЬМО НА ДНЯХ…
Письмо на днях мне мама написала:
«Болею нынче, плохо мне, сынок,
Молюсь и жду, как будто – у вокзала,
Пошли, Господь, скорей последний срок…»
Строка письма волнений не скрывала:
«Младшой сынок забыл, не хочет знать.
Прости, Господь, что плохо воспитала,
Скорей всего, мне сына не видать».
Озноб – по телу, руки задрожали.
Во все века – святое слово «мать»
И правнуки, и внуки уважали.
Как жаль, что это сыну не понять.
Но не забыть тебе родного края,
И дерево засохнет без корней,
И не прожить счастливо, забывая,
Что мать – всего милее и добрей.
И дом родной, и все его тревоги…
Не позабыть родимого крыльца,
И обелиск, что – на краю дороги,
Черты родного нашего отца.
Пусть голова с годами побелеет,
Былинкой станет пышная трава,
Душою мать совсем не обеднеет,
Хоть время перемелют жернова.
Печальным светом светятся берёзы,
Не всё бывает гладко по судьбе,
И по ночам, роняя тихо слёзы,
Тоскуя, мама вспомнит о тебе.
2001
ЧЕРЁМУХА
Сказочно-волшебная – не во сне,
Белоснежно-нежная – по весне,
Трепетно-венчальная – на ветру,
Словно нимфа ясная, – поутру.
В роще за околицей – соловьи,
Льётся песня горлицей о любви.
Вьются легкой дымкою у реки,
Тонкой паутинкою, родники.
На листах ложбиночки – в серебре,
Капельки-слезиночки – в хрустале,
Бисером покроются лепестки,
А росой умоются – нет тоски.
«Ах, моя нарядная, что молчишь?
Стройная и ладная, а грустишь!» —
Серенады нежные ветер пел,
Утешал мятежную, как умел.
Свет-заря вечерняя – алый мак,
Ни подруга верная, и никак…
Хоть бокал – за здравицу, не смогли
Уберечь красавицу от любви.