– Целеустремленным. Беспощадным.

Китти льстило, что он запомнил ее слова. Ей-то казалось, в тот момент он ее не слушал.

– Значит, это лишь показное?

– Нет, – возразил он. – Просто это не все.

– А какой ты еще?

– Неприкаянный. Одинокий.

У Китти даже голова закружилась – так захотелось дотронуться до него, обнять, прижаться.

– Глупость сказал. – Эд отвернулся. – Не знаю, что на меня нашло.

– Это не глупость, это ужас.

– Да, ужас. Бывает, что я испытываю ужас. Но разве у других иначе?

– Полагаю, так же, – сказала Китти.

– Правда, об этом не принято говорить.

– Не принято… – согласилась она.

– Если ужас будет одерживать верх… – начал Эд.

– Да?

– …ты поцелуешь меня?

Он хотел сказать: «Если ты поцелуешь меня, ужас не победит. Если ты поцелуешь меня, мы больше не будем одиноки».

– Если хочешь, – ответила Китти.

Он привлек ее к себе и поцеловал. Ветер, гуляющий на вершине Маунт-Каберн под бесконечной пустотой небес, охватил их и еще крепче прижал друг к другу.

Напротив Даунинг-стрит, по другую сторону Уайтхолла, начиналась короткая и широкая улица Ричмонд-Террас, которая упиралась в реку. В дом 1А по Ричмонд-Террас – тяжеловесный каменный особняк – вела роскошная дверь, никак не обозначенная и неохраняемая. За ней – Штаб совместных операций, лабиринт переполненных, ни на минуту не утихающих кабинетов. Офицеры всех трех ведомств с целеустремленным видом носились по коридорам мимо дверей без табличек, где безымянные команды трудились над секретными планами победы.

Штаб был организован для разработки операций с участием сухопутных, морских и воздушных сил. Основная идея состояла в отказе от иерархии. Скажем, глава разведки, бывший гонщик, до недавних пор управлял кинотеатром «Керзон» в Мейфере. Организация почти всегда несет на себе отпечаток личности своего руководителя, и в данном случае это было верно как никогда. Начальник штаба, вице-адмирал лорд Луис Маунтбеттен, известный как Дики, был назначен самим Черчиллем. Говорят, Дики поначалу отказывался от этой должности, желая остаться во флоте. «Вы что же, напрочь лишены честолюбия?» – вспылил Черчилль.

Дики Маунтбеттен честолюбия лишен не был. Симпатичный, обаятельный и в то же время волевой и решительный во всех начинаниях, он задумал такую организацию, в которой поощряются свободомыслие, новаторство, а главное – неформальный подход. Он подключил к проекту своих друзей и их товарищей, и вся честная компания получила прозвание «птенцов Дики». Под его управлением состав штаба увеличился с двадцати трех до более четырех сотен сотрудников.

Случайная встреча лорда Маунтбеттена и Уильяма Корнфорда в клубе закончилась тем, что в начале марта Ларри пригласили явиться на улицу Ричмонд-Террас, где он тут же наткнулся на молодого человека с орлиным носом и ранними залысинами – Руперта Бланделла, однокашника, закончившего школу годом раньше Ларри.

– Корнфорд, что ли? Надумал к нам присоединиться?

– Вообще-то да.

– Знаешь, как это место еще называют? Уимблдон его величества. Чисто мужская сборная. Но ты не расстраивайся.

Собеседование с лордом Маунтбеттеном, в процессе которого, как полагал Ларри, будет тщательно рассмотрен его куцый военный опыт, оказалось полностью посвящено воспоминаниям о его деде.

– Лоуренс Корнфорд был достойным человеком, – сказал Маунтбеттен. – Отец был о нем очень высокого мнения. Он был тогда лордом адмиралтейства, но началась война, и его лишили должности из-за немецкого имени. Некрасивая история. Даже королю пришлось выкручиваться и брать себе английское имя. А ведь немцем был и мой отец, и вся королевская семья. За этим стоял премьер-министр Асквит, тот еще мерзавец. Правда, и Уинстон тогда оплошал. Он ведь подвизался в адмиралтействе, мог бы остановить это безумие. В то время я был четырнадцатилетним курсантом в Осборне. Признаться, удар пришелся ниже пояса. И все же твой дед, банановый король, послал в «Таймс» письмо, осуждающее это решение. «Неужели у нас так много великих людей, – писал он, – что мы можем позволить себе вышвырнуть всех, кто не Смит и не Джонс? Если Великобритания хочет оставаться великой, нам нужны такие лидеры, как принц Людвиг Баттенбергский». Мой отец был ему очень благодарен. Значит, ты надумал сменить обстановку? Что ж, компания тут у нас своеобразная. Можно сказать, единственная в мире психушка, где заправляют сами психи. Но если я в этом хоть что-то понимаю, мы еще повеселимся.