Родриго мог бы считать свою цель достигнутой, если бы не одно обстоятельство. Оно омрачало его так хорошо начатый новый, чистый бизнес. Он никак не мог избавиться от отвратительного запаха, преследовавшего его с той самой последней ночи. Этот запах скорее был фантомный, но мучил его опухший нос вполне реально и так же сильно, как и в ту последнюю ночь, доводя временами до полного тумана в голове. Он давно заметил в своем теле неприятные изменения. Родриго понимал, что стадия его болезни зашла слишком далеко. А еще он понимал, что эта хворь поселилась в нем в тот последний день работы жиголо. Он долго не обращал на нее внимания, спасаясь антибиотиками и надеясь, что его лучшие друзья – морская вода и воздух, пропитанный солью и запахами моря, – обязательно выкорчуют из его молодого организма все, что поселилось в нем без его ведома. Но неожиданно вода и воздух не помогли. Хворь разрасталась в нем все сильнее, добавляя к болезненным ощущениям, к которым он привык, новые, содержащие одновременно тревогу и необъяснимое чувство избавления. Он вспоминал ту самую стеснительную клиентку, щедро вознаградившую его.

Стоя за штурвалом самой быстроходной яхты на всем побережье Ямайки, Родриго перебирал в голове то, что ему сказал врач. Он не знал, к кому именно следует обратиться, пошел наугад к первому попавшемуся. Интуиция и внутренние неприятные ощущения подсказали: его выбор оказался верным.

* * *

– Док, сколько я еще проживу?

– Ну допустим, поживешь ты, парень, на этом свете достаточно. Но лучше бы ты пришел несколько месяцев назад… Одним словом, боюсь, что функция будет утрачена.

– О чем вы, доктор?

– Очень скоро все запахи жизни для тебя исчезнут.

– Я не совсем понимаю вас, док. Я давно хотел избавиться от запаха, который преследует меня уже довольно долго. Вы спросите, что я имею в виду? Запах старости. Он измучил меня и не дает покоя ни днем ни ночью. Даже во снах он не отпускает меня.

– Ну тогда тебе нечего беспокоиться, амиго. Еще немного – и хрящи носовой перегородки сгниют, твой нос провалится, и никакие запахи тебе будут не страшны. Не вылеченный вовремя сифилис на этой стадии всегда заканчивается именно этим.

* * *

Родриго причалил яхту, убрал паруса, сошел на берег. A CHILD’S DREAM грациозно качалась на волнах, свежий морской ветер обдувал ее со всех сторон. Но провалившийся нос Родриго не воспринимал уже ничего – ни запаха соленого моря, ни запаха старых женских тел. Этот запах крутился у него глубоко в голове. Док сказал, что это останется с ним навсегда.


Июнь 2022 г.

Позови меня, степь

После того, как Олегу приснился друг-однополчанин, его стали мучить воспоминания. «Повезло тебе, ты вернулся» – сказал ему Шахрут. Олег проснулся с чувством стыда оттого, что забыл про него. Забыл про плен, про то, как собирались бежать, как спорили, чьи девушки лучше. «Наши, – говорил Шахрут, – стройнее». – «Зато русские девушки пышнее», – возражал Олег.

Сон, как триггер, запустил мучительный процесс. Во сне он уже не ощущал себя Олегом, он был Шахрутом, как будто отдавая долг за то, что ему повезло, за то, что десять лет никогда не вспоминал о нем. Не хотел вспоминать. А теперь служба в Афганистане, долгие дни и ночи в плену у моджахедов и отметины на теле от пуль стали толкать его туда – в воспоминания, о которых он прежде ничего не знал. Они вертелись бесконечной мельницей, ныли, изматывали.

Воспоминания не отпускали и преследовали Олега по ночам, выдергивая из снов в привычную реальность его комнаты, но свист ветра в ушах от безумного галопа на коне без седла еще долго не покидал его те несколько часов, что оставались до рассвета. Это отвлекало его от повседневных дел, а невеста называла его рассеянным и забывчивым. Олег успокаивал себя, убеждая, что это из-за неудач в бизнесе. Бизнес в его стране – американские горки. От прибыли захватывает дух, а от неудач накатывает зеленая тоска. У него был свой тату-салон, и он был мастером своего дела. Этому искусству его обучил Шахрут. Они вместе попали в плен и провели там целых три года. Благодаря этому ремеслу в плену у них всегда было что выпить и закусить, и выпадало даже расслабиться анашой, чтобы забыться в неволе.