– А ну позорути вокруг. Давай!.. давай!..

Но Сычонок уже опомнился и уходил в лес, дальше, дальше, задыхаясь, словно давно уже бежал, или его грудь придавило тяжеленным валуном. Хрустнула ветка. И тут же к нему побежали из тьмы. Он слышал топот и треск. Быстро свернул в сторону и бросился плашмя на землю, подполз к гнилой колоде, прижался к ней, как давеча прижимался к боку отца… Но колода сочилась холодной влагой. От нее Сычонок переполз под низкие ветки ели. Но и там не остался и пополз дальше. А кто-то уже к колоде выбежал, а потом и под ель сунулся. А Сычонок сполз в ямку с водой, да глубокая ямка-то оказалась, и он зарылся в старую листву и хвою, гнилые сучья, грязь и замер. Преследователи прошли над ямой, и даже комья земли на Сычонка посыпались. Но то ли во тьме ямы не разглядели, то ли Сычонка на ее дне не увидели – ушли дальше.

Что же было ему делать? Лежать ли здесь? Или бежать? Но куды? Всюду по лесу ходили эти можжевеловые люди с кабаньими клыками.

Нет, буду таиться.

Не таись.

Как будто Сычонку кто-то это сказал.

И он не ведал, как поступить. А можжевеловые люди бродили рядом, доносились их голоса. Сычонок поднял голову, стал прислушиваться. Увидел силуэт. На ель перелетела бесшумно какая-то птица. Прошло немного времени, вдруг послышался тихий и протяжный свист. Сычонок даже сел на дне ямы, вслушиваясь. Он знал как никто другой этот округлый и таинственный свист. И уже встал, полез из ямы, нырнул под еловые лапы, схватился за ветки, прижался животом и грудью к стволу, начал карабкаться вверх. Ветви выдерживали вес его тела. Он забирался все выше и выше, пока не оказался на самой верхотуре. Только там и можно было сделать то, что он задумал: обвязать снятой с пояса веревкой тонкий ствол да себя и так замереть. Он прижимался сейчас к ели, как к самому родному существу. Здесь было его спасение.

Звезды висели близко, всюду над кронами. И странное дело, как будто где-то цепь скрежетала, то ли в лесу, то ли на реке, а то ли и под самыми звездами. Может, то сами звезды и терлись друг о дружку…

А внизу все ходили можжевеловые люди с клыками вепрей. Вскоре они вернулись и сюда. Сычонок осторожно глянул сквозь мохнатые лапы с гроздьями шишек и увидел, как двое остановились над ямой. И один ткнул с силой палкой. Послышался хлюп.

– Следы зришь?

– Ага.

– Он иде-то здеся. Токмо вылез…

– А не зверь ли то оставил?

Они замолчали. Сычонок снова прижался к стволу и затаился.

Люди еще пошарили вокруг и ушли дальше. Вскоре все вообще стихло. Только тяжко вздыхал-мычал водяной бык вдалеке. Сычонок переводил дух.

Все тело у мальчика занемело, пока он пережидал на елке. Но спуститься он решил, только когда стало светать.

Едва стоял на затекших ногах. Руки совсем потеряли чувствительность. Он сгибал их и разгибал, приседал и вставал. Ладони были в смоле, липкие. В лесу пересвистывались птицы, все громче, радостнее. Звезды бледнели и пропадали на небе. Посвежело. Сычонка трясло. Идти ли на берег? Или уж уходить в лес? Он так и не смог вернуться на берег, не смог, нет, пошел по лесу. Блуждал среди громадных елей, поросших мохом, обходил упавшие деревья, ямины, наполненные водой, выворотни. Но в лесу было холодно, а где-то на реке уже светило солнце. Лучи его в лесу лишь скользили по макушкам. И снова был слышен странный скрежещущий металлический звук. Откуда? Что это?

Невольно Сычонок забирал все в сторону и в сторону – да и вышел к реке на взгорок. И сразу увидел внизу толпу можжевельников. Разрушенный шалаш. Значит, сюда его и вывело. А он-то думал, что далеко уже ушел…