– Звучит неплохо, – сказала она.

Но Ральф уступать не собирался. Напротив, он, похоже, ожесточился:

– Я действительно хотел, чтобы он меня боялся: я хотел закалить его. Он был таким плаксивым маменькиным сынком.

– Он не был маменькиным сынком, – сказала Рэйчел тихо, хотя и с явным возмущением, которое до этого не выказывала. – Он не ты. Не каждый идет по жизни как бык, расталкивая всех, кто встает у него на пути. Просто у нашего сына более кроткий нрав. Почему бы не попробовать то, что предлагает доктор Коулман?

Я чувствовал, что Ральф все глубже уходит в оборону, и не хотел, чтобы наша встреча шла в этом направлении. Просьба отнестись с пониманием к жалобам ребенка на жестокое обращение может вызвать у родителя бурю протеста, если в детстве этот родитель также подвергался жестокому обращению, что, по-видимому, имело место с Ральфом. Для некоторых родителей эмпатия по отношению к обвинениям своего ребенка – это скользкая дорожка, путь к переживанию давно подавленных чувств обиды или страха перед своим собственным прошлым[12]. Их бессознательное представление состоит в том, что лучше держать все это аккуратно спрятанным и запечатанным: «Я вырастил его, как мой старик вырастил меня, и я в порядке, так что и он должен быть тоже в порядке».

Я начал испытывать чувство разочарования по отношению к Ральфу. Большинство отчужденных родителей готово пройти сквозь огонь и воду, чтобы провести семейный сеанс психотерапии со своими взрослыми детьми. Но Ральф не смог сделать даже самый простой шаг. Мне было грустно за Рэйчел, у которой не было сил сказать мужу: «Для меня нет ничего важнее, чем вернуть в свою жизнь ребенка и внуков. Если не попытаешься измениться, я тебя оставлю. Или сделаю твою жизнь такой несчастной, что ты уступишь и сделаешь то, о чем я тебя прошу». В браке людям иногда приходится использовать свою власть, чтобы получить то, что им необходимо. И отчуждение от взрослых детей иногда заставляет супруга надавить на этот рычаг.

– Как и многие пары, – сказал я, пытаясь вступить в более прямой союз с Рэйчел, – вы двое не совсем едины в понимании того, как справиться с вашей бедой. И складывается впечатление, что сейчас Фрэнк больше всего недоволен отцом, это так?

Рэйчел молчала, позволяя Ральфу взять инициативу на себя.

– Она может делать все, что хочет, – ответил он. – Это ее дело. Я не собираюсь ее удерживать, если она вздумает их навестить. Я ей это уже говорил.

– Что ж, – сказала Рэйчел, явно повторяя хорошо отрепетированную фразу, – я думаю, что в этом вопросе нам следует держаться вместе.

– Да, конечно, – ответил я. – Но иногда имеет смысл одному из родителей заключить сепаратный мир с ребенком в качестве моста к будущим отношениям с другим. С моей точки зрения, чем меньше степеней разобщения, тем лучше.

На мое предложение Ральф пожал плечами с выражением «Мне плевать», его неодобрение было для Рэйчел очевидно.

– Хм, – сказала она, снова глядя на него. – Я думаю, мы должны выступать единым фронтом.

Для нее бросить вызов супругу было невообразимым актом предательства.

– Хорошо, – сказал я, – я понимаю: то, что я прошу вас сделать, нелегко. После разговора с вашим сыном я действительно считаю, что могу вам помочь. Но дверь закрывается, и некоторые двери больше уже не откроются никогда. Хотел бы я предложить вам другой сценарий, но это все, что у нас есть. Вы правы, Ральф, ваши родители ничего подобного для вас не делали, и тем не менее вы поддерживаете с ними отношения. И ваши бабушка и дедушка, вероятно, не делали этого для ваших родителей, и я предполагаю, что они тоже не обрывали с ними связи?