Сгрудившись у костра, ребята жадно слушали рассказы о другой, лучшей и более светлой жизни, чем вагоны и водосточные трубы. Засмеются – и вновь глаза их становятся внимательны… «Ведь что ни говори – это еще дети под грубой коркой преждевременной тротуарной зрелости… И как дети они непосредственно впитывают впечатление рассказа – то блеснут глаза, то жалобно раскроются рты, то гневно сожмутся кулаки… А появление страшного, кровожадного дракона, который поедал девушек, было встречено незаметно для самих слушателей градом таких ругательств, от которых он издох бы, вероятно, еще до удара копьем…». Одним из правил, обязательных для всех, был запрет на ругательства, но в данном случае «генерал» (старший среди ребят) оказал снисхождение, и ругательства обошлись ребятам без последствий.

Борис говорил с волнением. Ему хотелось «расправить скомканные крылья желаний их больных душ, хочется влить в них надежду на лучшее будущее, на кусочек счастья в этом холодном мире и для них»[64].

Примечательно, что эта поездка на пляж и доверительное общение с ребятами спасли Борису жизнь. В этой поездке Борис очень тепло отнесся к беспризорнику Митьке. Митька в числе прочих беспризорников, выразивших на желание, попал в приют, который курировался скаутами. В приюте ребята, в том числе, играли в подвижные игры. Во время игры ребята, «дни которых проходили в тюрьмах, на базарах, под заборами, в канализационных трубах, на улицах, под вагонами, в воровстве, картежной игре, пьянстве», сбрасывали с себя «личину своей преждевременной тротуарной зрелости и превратились в смеющихся играющих детей…»[65].

Скаутская организация, в том числе, готовила своих членов к активным действиям на случай помощи населению при пожаре. И вот во время одного из пожаров, Митька «пролез» в горящий дом и вынес оттуда ребенка. И «какое торжество было, когда Митьке медаль за спасение погибающих давали!..».

Со временем комсомольцы отстранили скаутов от работы в приюте. Организация скаутов была объявлена вне закона, скаутов арестовывали и отправляли в заключение. Когда скауты ушли из приюта, ушел из него и Митька.

Пути Митьки и Бориса разошлись. Борис, как и многие люди, во время массовых репрессий был репрессирован, отправлен в заключение. Однажды он вступился за священника, у которого хотел отобрать вещи уголовник. Уголовник, получив от Бориса отпор, решил Бориса зарезать. Зарезать, однако, не получилось, так как Борис был профессиональным спортсменом, владел приемами бокса и борьбы. С одним уголовником он справился, но его окружило целое множество других. И эти другие всем своим видом выражали решительную готовность отомстить за побитого собрата. Положение было критическим. Борис, по его собственным словам, готов был петь себе «Вечную память» (эти слова поются на заупокойной службе – панихиде). Толпу уголовников, с ножами надвигающуюся на Бориса, остановили слова Митьки: «Стой, братва, стой!». За прошедшее время он стал у уголовников, по собственному выражению, «вроде короля». Так и встретились Митька с Борисом[66].

О их дальнейших отношениях, очень теплых отношениях, развивающихся в условиях Соловецкого концлагеря, рассказывается в уже упомянутой книге. Возможно, образ Митьки был положен в основу образа беспризорника Сени, – героя сказочной повести Бориса Солоневича «Тайна Соловков». Сеня совершает благородные поступки и восходит на вершину самопожертвования ценой своей жизни, помогая выжить Диме; под образом Димы, по всей видимости, Борис описывал самого себя.

Контакт Бориса с ребятами стал возможен, в том числе и вследствие того, что Борис не осуждал их. Как видно из приведенных выдержек, он не перечеркивал их личности одним осуждающим словом. Он не переставал видеть за грубой коростой преступных навыков души, готовые к восприятию семян добра. Ребята не были для него чем-то таким, чем можно пренебречь как малоценным. В частности, такое отношение его к ребятам просматривается в главе «Судьба мальчугана».