, – а она у меня не низка и генетически: и мать и отец были красивы); такая красота сразу мое отчаянье сбила, – я просто «аховость» своей ситуации забыл, ощутив интуитивно, что все это мелочи, пустяки, – раз есть в жизни красавицы такие; …поезд пришел на вокзал где-то к половине первого ночи, трамвай еще ходил, – надо же людей развезти с последнего поезда пригородного; с Луговой – а нет, на катере на Мальцевскую чуркинскую: никогда не забыть отчаянное нежелание домой идти, вновь нахлынувшее: хотелось голову о коллектор водосливный, освещенный «как днем» полной луной в отчаяньи тоскливом разбить; не стуча во входную дверь, дом обошел, постучал в окно комнаты родителей: – Юра, ты один?, – спросил отец тихо (за оврагом, близко, случай был: через сына в дом ворвались, вырезали всю семью грабители); …разумеется, дома не было никаких репрессий – мать и отец были радешеньки, что кончилось вполне благополучно, что старший сын вернулся жив и цел; никто и в школе не вспомнил назавтра о той порванной стенгазете…

…Затем выше (к разновидностям опасностей описанное чуркинской шпане в лето-осень 53-го, – для меня «победное» противостояние и, разумеется, полезное: начал сполна познавать людей; узнал своего кулака резкость); моральные терзания свелись к страху, не повредил ли глаз несчастному Карасю Ваньке: в кодле из двадцати шпанят ему поставил «за обзыванье», в темноте уже, фингал перед фильмом в «бригаде»…Тогда положил себе я – ни в каком случае за оскорбления – не нападать: силу применять – только от нападения защищаясь…

…Воюя в лето 53-го с с двухгорбово-окатовской шпаной, не знал еще, – что с августа …комсомолец… …После смерти Сталина был в конце апреля прием в комсомол массовый; много было еще от войны недавней и оккупации – переростков тогда в семи шестых классах, – и я заодно заявление подал, хотя полгода еще до 14-ти не хватало.. Я стал консультантом всей той массы – больше сотни в комсомол принимаемых (недаром же у меня еще одна кличка была – «политикан»: где какие страны, типы правлений в них, какие партии правят, в каком положении компартии, кто где в основных странах президент-премьер, – и, разумеется, по комсомола уставу: всё это у меня «от зубов отскакивало»): – консультировал не только шестые, но и седьмые, и восьмые классы; все страшно перед бюро райкома волновались, – один я спокойным пребывал; на бюро уверенно на все вопросы ответил, и чуть не был принят, – но кто-то спросил: – Юра, а в каком месяце ты родился? – Пришлось признаться – в октябре, – не приняли за недостачей аж шести месяцев!.. Не описать словами мое отчаянье! В политике ведь лучше всех разбирался – принятых «чайников»! … Не приняли в организацию Николая Островского, Аркадия Гайдара, Олега Кошевого – многих, многих прославляемых… Тогда ведь в кино, на радио только патриотические мотивы звучали… Месяц ведь только назад умер Сталин! (Хотя мне уже год или два уже не нравилось, вызывало досаду, – вся первая страница выписываемого в дом «Красного знамени», – коей газеты почти через сорок лет стану единственным в источниковеденье истории послесталинским «колумнистом» -автором, – стандартными поздравленьями вождю занята; – то не могло еще быть политической антипатией, – а больше генетическое стремление к плотности информации… около тогда, в шестом классе, когда еще был жив последний год Сталин – или, скорее, уже в седьмом, первый год после его смерти, – я с отцом, сильно сердитым на Сталина, спорил яростно: мать еще ему кричала перестать, опасаясь, как бы я на родителя не донес, как всем известный Павлик… но я уже тогда отделял деяния от высказываний, да и отца в любом разе не предал бы; …прошедшие полвека показали – подросток я был больше отца прав… …Кто бы знал, как был удручен я тем в приеме в комсомол отказом… С горя набил карманы спичек коробками, и, серку в дуло «поджиги» соскребая, до темноты палил в овраге, – целясь в сердцах в пустые консервные банки: кусочками свинца их дырявил, великую свою досаду на тех банках вымещая…