– Тебе каюры помогут, – буркнул Умка, глядя под ноги. – Они будут все делать, а ты – командовать.

– Да что каюры, они наемные работники, ты вообще о чем?! Каюр сегодня здесь, а назавтра ему показалось слишком трудно в питомнике, он уволился и сбежал к дорожникам или строителям. И ладно бы по-хорошему, а то и по-плохому…

Тут Умка совсем потупился. Он знал, как выглядит «по-плохому», видел это в прошлом году, когда ушел к строителям каюр Саша. Каюры в питомнике отвечают за группы животных, опекая их и тренируя, но у каждого есть «основной», на нем оператор ездит верхом большую часть времени. Связь наездника с этим зверем очень крепкая в обе стороны: верные друзья, если не братья, понимают друг друга без слов. Уходя из питомника, каюр постарается забрать «основного» с собой в аренду. Вопрос не финансовый, отдадут недорого или вовсе под честное слово, лишь бы у зверя не было травмы от расставания. Но случается, что каюр нужен кому-то позарез и на большие деньги, а зверь – нет, он только мешать будет. В том году строители искали специалиста в разгар сезона, у них внезапно умер один верховой от сердечного приступа, и животное впало в депрессию. На замену не годился зеленый выпускник училища, требовался человек опытный, чтобы утешил и быстро вернул к жизни убитое горем существо. Прораб давил на жалость изо всех сил: ребята, спасите-помогите, у нас самый лучший подъемный кран загибается, ну вы же его помните, у вас и покупали, вон, Саша его когда-то учил работать… И денежку прораб сулил немалую. И соблазнил-таки Сашу. Выслушал тот от директора пару ласковых русских слов, постоял в обнимку с любимым зверем, приговаривая: «Какая я, однако, жадная скотина!» – и все равно уволился. А зверя потом Петя держал на уколах три месяца…

– Ковбоев у нас полное училище, – заявила Валентина с такой взрослой тоской в голосе, будто прямо сейчас готова это училище возглавить и студентов всех немедленно отчислить, а преподавателей уволить. – Мы сами с тобой ковбои, хоть и маленькие еще!

– Ну да… – осторожно согласился Умка, не вполне понимая, к чему сестра клонит.

– Каюры, зоотехники… Им всем читают курс племенного разведения. Но никто тебе не скажет, из кого получится заводчик. Это же не профессия, это призвание. Оно может вообще спать, а потом внезапно проявиться. Мама говорит, в человеке загорается такая искорка… И в тебе она есть. Я заметила, еще когда мы баловались, выдумывая клички…

– Мы не баловались! – возмутился Умка. – Я помню имена, Кен и Киндерсюрприз! Мы тогда и договорились – подождать с ними, чтобы папа очухался. Я давно ловлю момент, просто как-то не получается. Ничего, я умею долго ждать. А ты забыла?!

– Вот видишь, для тебя это была не игра! – обрадовалась Валентина. – Сколько времени прошло, да, прости, я забыла… А ты принял все очень близко к сердцу, и это прекрасно. Ты ведь понимаешь зверей как никто, и они тебя любят. У тебя душа заводчика, они это чувствуют. А я тебе помогать буду.

– У меня душа моряка, – заявил Умка, расправляя плечи. – А ты хочешь, чтобы я просидел двадцать лет в зверинце. Потом окажется, что я не гожусь в заводчики, и мне поздно идти в море. А тебе этого и надо было. Ага?!

В последовавшей короткой драке верх одержала сестра, и Умка себе напомнил, что настоящий чукотский воин немногословен. Он сначала думает, потом делает и только потом спрашивает у трупа: «Ага?!»

– Милый Умка, пойми, ты очень нужен дома! – взмолилась Валентина, сидя на поверженном, но не побежденном чукотском воине. – Ты всем-всем-всем нужен здесь!

– Не называй меня так, моя фамилия Умкы