Они действительно устроили из большой комнаты спальню, купив широкую уютную кровать. Она заняла бог знает сколько места, оставив всего ничего для телевизора и пары кресел. Но они – Катя помнила это так хорошо – ликовали, сходили с ума.

А теперь кровати не было – вместо нее была устроена какая-то причудливая кочевая постель: толстый спальный матрац, прямо на полу. В изголовье, вместо спинки – большое зеркало, уложенное горизонтально. И много, много, много разных разноцветных подушек на коричневом пушистом пледе.

– А где же… – Катя удивленно воззрилась на подругу.

– Выкинула вон.

– Выкинула вон?!

– Да. Грузчиков наняла. Вывоз мусора, – Марьяна сняла через голову черную водолазку, расстегнула юбку, переступила через нее, скользнувшую на пол. – Выбросила к чертовой матери. На помойку. На, переоденься, – она вручила Кате свой халатик. Сама натянула старые джинсы, линялую майку.

– Но ведь совсем новая… зачем? – Катя всплеснула руками.

– Не понимаешь? – Марьяна метнулась на кухню. В дверях оглянулась, зацепившись за косяк. – А ты пойми, Катюша. Пойми – неужели так трудно?

Катя опустилась на пол, на плед. Какой комната большой кажется – вот так снизу, из угла. Какой потолок высокий – никогда, никогда не упереться в него головой, не перерасти, не пробить…

На кухне шипело масло – Марьяна жарила котлеты. Те самые в коробочке, замороженные полуфабрикаты, которые вместе с остальной снедью они с Катей купили в магазине.

– За что выпьем? – спросила Марьяна, ловко откупоривая бутылку белого вина. – За встречу?

– За тебя и меня, – ответила Катя. – За Верочку.

В комнате пятилетней Верочки было некуда ступить от игрушек: на детской кроватке, на подоконнике, на полу сидели, стояли, лежали на плюшевых, шерстяных и лайкровых спинках медведи. Белые, бурые, красные, фиолетовые, оранжевые, зеленые.

– Она их собирает? – спросила Катя.

– Она с ними разговаривает. Самого первого – большого такого, белого, видела? Он ей подарил в два с половиной года. А теперь я покупаю с каждой зарплаты. Ну а теперь за что выпьем?

– Вино хорошее, – отметила Катя после пятого уже тоста «за нас с тобой».

– А знаешь, когда он ушел от меня, я начала пить. От кого-то услышала – если пьешь красное, пусть даже самое хорошее и дорогое, то все, пиши пропало. На белое переключилась. Никому не скажешь?

– Никому.

– В пятницу после работы иду в магазин и покупаю бутылку на выходные.

– Каждую пятницу? – спросила Катя.

– Нет, пока еще не каждую, – Марьяна криво улыбнулась.

– Тебе надо отбросить это все от себя. Переключиться. Забыть.

– Я все уже давно забыла.

– У тебя все еще впереди, – горячо воскликнула Катя (белое вино взывало к пылкости чувств). – Вот увидишь. Я тоже, знаешь… У меня с Вадькой сколько всего было такого – казалось, все, жизнь на волоске висит… А потом как-то все образовывалось, начинался новый этап.

– Об этапах мы с тобой, Катюша, поговорим, когда твой Вадик тебя бросит.

Катя умолкла.

– Ну ладно, поздно уже, второй час… – Марьяна поднялась из-за стола. – А, я тебе сказать позабыла – завтра у меня свидание с вдовой назначено в отделе.

– С какой вдовой? – с запинкой спросила Катя.

– Авдюкова – убиенного. Светлана Петровна ее зовут. Завтра приедет ко мне в десять часов. Я ее специально на субботу пригласила. Я в выходные сейчас, когда Верка у моих, дома совсем не могу сидеть. Как зверь в клетке хожу, хожу. Кончается всегда одним – либо включаю пылесос, убираться начинаю, как маньяк, как робот, либо достаю из холодильника бутылку белого. Осуждаешь?

– А я все выходные, когда Вадик в командировке, валяюсь на диване как колода. Читаю, – сказала Катя. – А убираться меня из-под палки не заставишь. Осуждаешь?